— Шэннон, — хором произнесли Мохан и Нандини, и Шэннон улыбнулась.
— Скоро увидимся, — сказала она. — Вы пока идите перекусите.
Они вернулись в палату Шэннон, по пути рассеянно разговаривая о том о сем. Нандини тут же подошла к окну и встала там, повернувшись спиной к Смите и Мохану. Смита вопросительно взглянула на него, но он, кажется, ее не замечал. Разговор не клеился, и минут через десять Мохан встал.
— Пойду прогуляюсь,
Смите стало не по себе при мысли, что ей придется остаться наедине с Нандини: Мохан выступал своего рода буфером. Девушка обернулась, и Смита заметила, что ее глаза опухли и покраснели. Она задержала дыхание.
— Нандини, с Шэннон все будет в порядке, — произнесла она.
— Я нужна ей здесь! — горячо воскликнула Нандини. — Врач сказал, она будет долго восстанавливаться. Шэннон рассказывала, что ты родилась в Индии и выросла здесь. Может, ты поедешь в Бирвад одна?
Причина недовольства Нандини была ей понятна, но все равно ее враждебность застигла ее врасплох.
— Я… я уехала из Индии двадцать лет назад еще ребенком. Я даже не уверена, что смогу объясниться с местными на хинди. Я никогда не водила машину по индийским дорогам.
— Смита, — вмешался Мохан, — Нандини это не со зла. Она просто тревожится за подругу.
Прошло несколько секунд. Наконец Нандини кивнула.
— Вот и хорошо, — отрывисто произнес Мохан, словно не заметил, с какой неохотой Нандини отвечала. — Недаром Шэннон нахваливала тебя за профессионализм. Любой может допустить минутную слабость. — Он потер ладони. —
Смита встала.
— Вообще-то, если ты не против, я пройдусь с тобой. Подышу воздухом.
Мохан взглянул на Нандини.
—
Но Нандини, кажется, была только рада избавиться от Смиты; видимо, их неприязнь была взаимной.
— Да-да, идите, — закивала она. — Я позвоню, если будут новости.
— Шэннон пока даже не ввели наркоз. Нам тут еще несколько часов сидеть.
На выходе из больницы в нос ударил соленый морской воздух; Смита сделала глубокий вдох.