— Все они мошенники. На Колабе хуже всего, там больше всего иностранцев. Любого готовы ободрать.
Смита улыбнулась.
— Я выросла на Колабе, — сказала она. — За двадцать лет там ничего не изменилось.
— Правда? На какой улице?
Она прокляла свою болтливость. На противоположной стороне улицы стояла женщина с деревянной тележкой.
— О, — воскликнула Смита, — горячая жареная кукуруза в початках с лаймом! Сто лет ее не ела. — Она взглянула на Мохана. — Купим?
Она поняла, что от Мохана не ускользнула ее попытка сменить тему, но он лишь пожал плечами и ответил:
— Конечно.
Глядя, как жадно Смита грызет кукурузу, старуха улыбнулась. Смита заметила, что Мохан на нее смотрит.
— Извини. Обычно я не ем уличную еду, боюсь отравиться. Но я всегда любила специи, которыми они натирают початки.
Мохан потянулся за кошельком, но Смита его остановила.
— Я сама заплачу, — сказала она. — Я обменяла деньги…
— Смита, — прервал ее Мохан, — ты моя гостья.
— Да, но… — Тут вмешалась старуха-продавщица, и Смита вздрогнула от неожиданности.
— Пусть мужчина платит, детка. Таков обычай.
— Видишь? — улыбнулся Мохан. — Слушай старших.
У стойки в приемной больницы Мохан улыбнулся дежурной и показал листок бумаги.
— Пропуск от врача, — сказал он.
— А у мадам? — спросила дежурная. Та же, что заставила ее ждать в приемной накануне.
Перемена в Мохане была едва заметна; он слегка расправил плечи.