Честь

— Поехали, — сказала Смита. — Ни слова больше слышать не хочу.

Они молчали, пока дом братьев не превратился в пятнышко в зеркале заднего вида. Только тогда разъяренная Смита накинулась на Мохана.

— Ты что там устроил? Ты помешал мне делать мою работу. Кто дал тебе право вмешиваться в интервью, да еще так грубо?

Мохан поднял руку, словно отражая удар.

— Извини. Я вышел из себя. Прости.

Она сердито посмотрела на него, отвернулась и стала смотреть в окно. Мохан заговорил.

— Не знаю, как ты можешь работать с такими людьми, йар. Я еле удержался, чтобы не удушить его. После того, что они сделали с бедной девушкой.

Нандини бы не стала вмешиваться, подумала Смита. Нандини знала, как важно сохранять нейтральность и дать источнику возможность самому рассказать то, что у него на уме, своими словами и в свое время. Но Мохан — не профессиональный журналист. Он просто знакомый, согласившийся выручить ее, пожертвовав своим отпуском. Его реакция нормальна для любого мыслящего и чувствующего человека. И сопровождающий мужчина в этой поездке очень полезен. Ей было неприятно в этом признаваться, но если бы Говинд не решил, что Мохан — ее муж, он никогда не разрешил бы ей зайти к нему в дом.

— Надо заехать еще в одно место, — сказала Смита. — Давай вернемся в большую деревню. Хочу поговорить с деревенским головой.

Глава семнадцатая

В детстве мы с Радхой играли в игру. Она спрашивала:

— Какого цвета мир, диди?

А я отвечала:

— Зеленого.

— Почему зеленого?

— Смотри: деревья зеленые. Трава зеленая. Новые листики у растений и цветов зеленые. Даже попугаи зеленые. Зеленый — цвет мира.

— Но, диди, — возражала Радха, — стебли пшеничных колосков коричневые. И кожа у меня коричневая. Полевые мыши коричневые. Нет, мир все-таки коричневый.

— А может, голубой? — говорила я. — Небо вот голубое. А оно покрывает весь мир, как мать, которая любит и обнимает своих деток.

Радха замолкала, и я вспоминала, что ей совсем недолго довелось знать материнскую любовь — еще меньше моего. Я обнимала ее и прижимала крепче, чтобы она не забывала, каково это, когда тебя кто-то любит.

Зато теперь я знаю, какого цвета мир. Черного.