Я опустила взгляд и поправила дупатту[52], закрыв половину лица. А ведь он рисковал. Я благочестивая женщина. Может, он услышал слухи о нас с Радхой, узнал, что в нашей деревне никто не хочет с нами разговаривать и Рупал убедил селян, что мы падшие? Слезы навернулись на глаза. Похоже, наша дурная слава, как вонь тухлой рыбы, дотянулась до самой фабрики. Иначе почему этот парень так со мной вольничал?
— Прошу, уходите, — сказала я, — пока нас никто не увидел или я не рассказала начальству. Если братья-индуисты увидят, вам достанется.
— Простите, — ответил он. — Не хотел вас обидеть. — Я услышала его удаляющиеся шаги, но так и не подняла головы.
Я убедилась, что он зашел в помещение, не желая приближаться к нему даже на расстояние падающей тени. Наконец я обернулась. Два манго лежали на красном платке. Подарок. Подарок мне.
Я огляделась. Во дворе никого не было. Мои пятнадцать минут кончились. Я знала, что должна оставить манго на земле. Но потом вспомнила, как дрожала его рука, когда он протягивал их мне. Я торопливо взяла плоды и положила их в контейнер для обеда. Я знала, что они там немного расплющатся, но что прикажете делать? Затем взяла платок, скомкала его и сунула в карман туники. Но прежде поднесла к носу и понюхала, молясь, чтобы Господь простил мне этот грех. Я надеялась, что у платка будет запах Абдула, но уловила лишь слабый запах манго.
Когда я зашла на фабрику, Абдул уже сидел на своем рабочем месте. Он поднял голову и с беспокойством посмотрел на меня, потом быстро потупился. Чувство сообщничества промелькнуло между нами, как летний ветерок. Проходя мимо его стола, я достала платок из кармана и уронила. Я так нервничала, что чуть не лишилась чувств. За всю свою жизнь я никогда не вела себя так с мужчиной. Что, если кто-то видел? Но нам платили за шитье поштучно, и все сидели, уткнувшись в свои джинсы. Никто ничего не заметил. Я села за машинку, а Абдул как ни в чем не бывало наклонился и поднял платок, промокнул шею и убрал его в карман.
Так началась история нашей любви.
Много лет назад к нам в деревню пришел христианский священник и стал рассказывать небылицы про мужчину, женщину, яблоко и змея. Мы с Радхой пошли на встречу с ним, потому что там давали бесплатное мороженое, но ушли прежде времени, поняв, что священник говорит ерунду. Зачем наказывать женщину за то, что она отведала яблоко? Или дала его мужу? Обязанность женщины — делиться едой. «Диди, вместо того чтобы обвинять ее, мужу бы радоваться, что с ним поделились яблоком», — сказала Радха.
Я согласно кивнула.
Но когда Абдул умер за мои грехи, я поняла, что хотел сказать священник.
Зря я отведала то манго.
Глава восемнадцатая
Рупал Бхосле жил в двухэтажном доме на краю деревни. И если по дому невозможно было определить, что он принадлежал богатейшему человеку в Виталгаоне, почтение, с которым относились к Рупалу слуги, не оставляло сомнений насчет его высокого статуса. Когда Смита с Моханом постучали в дверь, слуга бросился в дом и сообщил Рупалу о приезде гостей. Тот вышел во двор. Пока они стояли и беседовали, Рупал вдруг пнул мальчишку, который мыл одну из его двух машин. «Саала, чутийя[53], работай и не отвлекайся», — рявкнул он. Мальчик поклонился и просиял, будто Рупал похвалил его. «Да, босс. Простите, босс», — ответил он.
Рупал повел их на веранду позади дома. Там были большие качели, но он указал на стоявшие рядом ротанговые кресла. Вокруг раскинулись поля сахарного тростника, и Смита увидела вдалеке голых по пояс крестьян. В безжалостную полуденную жару их кожа казалась совсем черной, а они сами — вырезанными из черной бумаги силуэтами на фоне голубого неба. Высокий худощавый Рупал сел в кресло напротив Смиты и загородил ей обзор.
Он был долговяз; на вытянутом печальном лице красовались пышные усы. Светло-карие глаза обрамляли густые темные ресницы. Смите подумалось, что он мог бы даже быть красивым, если бы не тонкие поджатые губы, придававшие лицу жестокое выражение. Он то и дело поглядывал на Мохана, который отошел в сторону и стоял в нескольких метрах от них.
— Хотите чего-нибудь? — вежливо спросил Рупал. — Чаю, кофе, кока-колы?
— Спасибо, нет, — ответила Смита. — Мы только что пили чай у Говинда.
— А, Говинд. Хороший мальчик. Хороший. — Рупал протяжно зевнул. — Значит, та леди, Шэннон, вышла из строя? Надолго ли?
— Простите?
— Арре, баба. Долго она пробудет в больнице?