Услышав имя Мины, он скривился.
— Да. Разумеется. Но это было уже потом. — Он пожевал табак. — Ни одна женщина в нашей деревне никогда не уходила из дома работать на чужих. Это строжайше запрещено. К моему несчастью, обе мои сестры воспротивились не только моему авторитету, но и авторитету старейшин.
— А почему женщинам нельзя работать? — спросила Смита.
Говинд удивленно посмотрел на нее.
— Потому что таков закон, унаследованный нами от предков. Господь разделил обязанности мужчины и женщины. Удел женщины — рожать, растить детей и следить за порядком в доме. Мужчина добывает хлеб. Это все знают… — Говинд смерил ее презрительным взглядом. — У нас в Виталгаоне уж точно.
— Говорят, вы пытались помешать сестрам работать на фабрике?
—
Смита как могла скрывала свое изумление неподражаемой актерской игрой Говинда. Вот кто умел прикидываться жертвой. Она раздумывала, о чем еще его спросить, но тут на порог вышел Арвинд.
— Что прикажете? — спросил он. — Подать чай на улице?
Говинд засомневался, а Смита поняла, что такой шанс нельзя упускать.
— Можно войти? Солнце сегодня просто беспощадное.
— Тут всегда такое злое солнце,
Смита даже устыдилась своей просьбы.
— И верно, — ответила она.
Последовала пауза, а потом Говинд, видимо, решился.
— Прошу,
Они вошли и очутились в вытянутой прямоугольной комнате, где стояли три деревянных складных стула и маленький телевизор. Другой мебели не было. Смита успела заглянуть в соседнюю комнату и увидела брошенный на пол матрас; затем Говинд указал на один из стульев.
— Прошу, — обратился он к Мохану и Смите. Те сели, и он опустился перед ними на корточки.
Мохан тут же встал.
— А вы разве… — Он указал на третий стул.