Честь

— Деньги ваших сестер? Их накопления?

Говинд нахмурился.

— Женщина не имеет права иметь накопления. Все деньги женщины принадлежат главе семьи, то есть мне. Таков обычай.

— Ясно. — Мохан любезно улыбнулся. — А пытаться убить сестру, разозлившись на нее из-за того, что она сбежала к другому мужчине и перестала снабжать вас деньгами, — тоже обычай? Соседи говорят, все так и было.

— Мохан! — воскликнула Смита. Он перешел черту.

Но было поздно. Говинд вскочил; его сильные крестьянские руки сжались в кулаки.

— Уходите из моего дома — оба, немедленно. Пока не случилось чего плохого.

Мохан тоже встал и закрыл собой Смиту.

— Свои угрозы придержи для беззащитных женщин вроде своей сестры, — спокойно произнес он. — Посмей только посмотреть в сторону моей… моей… жены, и я заставлю полицейских подвесить тебя вверх ногами и избить. Слышал?

Глаза Говинда подернулись поволокой.

— Да, сахиб, — безжизненным голосом ответил он. — Мы знаем, какой властью вы обладаете. Люди вроде вас могут раздавить простого человека вроде меня, как букашку. Мы знаем таких, как вы.

— Именно.

— Мохан, довольно, — сказала Смита. — Ты перешел черту. — Она повернулась к Говинду. — Послушайте, извините…

— Не смей извиняться, — рявкнул Мохан. — Не смей извиняться перед этим выродком.

— Арре, бас! — раздался крик, и все вздрогнули. Кричал Арвинд; его глаза блестели от слез, грудь вздымалась. — Довольно! Хватит. А вы… вы… просто уходите.

Смита и Мохан уже сели в машину и собрались уезжать, когда из дома вышел Говинд и приблизился.

— Даже если мне вынесут смертный приговор, я ни о чем не жалею. — Он безрадостно улыбнулся, обнажив коричневые зубы в табачных пятнах. — Вы бы видели, как плясал этот пес, когда горел.

— То есть это вы его убили?

Он сплюнул себе под ноги.

— Я ни в чем признаваться не стану. В Бирваде все свидетели изменили показания. Никто не верит этой потаскухе.