Проклятая игра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Разве я не предупреждал тебя, что это может стать обременительным?

— Я все брошу. Стану святым, если хочешь. Это удовлетворит тебя?

— Как только ты умрешь, пилигрим, — ответил Европеец.

— Нет.

— Ты и я, вместе.

— Я умру в свой срок, — возразил Уайтхед. — Не в твой.

— Ты не захочешь уходить один.

Призраки позади Европейца становились все беспокойнее. Пар бурлил вокруг них.

— Я никуда не ухожу, — сказал Уайтхед.

Ему показалось, что он различает лица в клубах пара.

«Возможно, дерзить не слишком мудро», — подумал он.

— Но в чем вред?.. — пробормотал он, запнувшись на полуслове.

Свет в сауне мерк. Глаза Мамолиана сверкали в сгущавшемся мраке, а из его горла заструился свет, окрашивая воздух. Призраки с каждой секундой становились все плотнее, вбирая в себя субстанцию этого сияния.

— Остановись! — взмолился Уайтхед, но попытка была напрасной.

Сауна исчезала. Пар извергал тех, кто скрывался в нем. Уайтхед ощущал их колющие взгляды и только сейчас почувствовал себя обнаженным. Он потянулся за полотенцем; когда он встал, Мамолиан исчез. Джо прикрыл полотенцем пах. Он слышал, как призраки из темноты хихикали над его грудью и сморщенными гениталиями, над нелепостью старого тела. Они помнили Уайтхеда в те времена, когда его грудь была широкой, гениталии вызывали зависть, а тело — весьма впечатляющим, в одежде и без нее.

— Мамолиан… — прошептал он в надежде, что Европеец еще может отменить эту напасть, прежде чем она выйдет из-под контроля.

Но никто не отозвался на призыв.

Он неуверенно шагнул к двери по скользким кафельным плитам. Если Европеец удалился, надо просто выйти отсюда, найти Штрауса и комнату, где можно укрыться. Но призраки еще не закончили с ним. Сгустившийся до синевы пар немного приподнялся, и в его глубине что-то замерцало. Вначале Уайтхед не мог ничего разобрать: смутная белизна, мелькающая, как снежные хлопья.

Затем из ниоткуда подул легкий ветер. Он принадлежал прошлому, как и этот запах. Пахло пеплом и кирпичной пылью; грязными людскими телами, не мытыми десятки дней; горелым волосом и злостью. Но среди этих запахов струился еще один. Когда Джо почувствовал его, он понял, что означало мерцание в воздухе. Он снял полотенце с бедер и закрыл им глаза; слезы и мольбы полились потоком.

Но призраки сжались в ничто, неся с собой запах лепестков.