Брир потряс головой. Это чудо искупления?
— Больше ты мне не нужен. Поэтому я отнимаю свой дар…
— Нет!
Он попытался сделать какой-то умоляющий жест, но запястья были крепко связаны и веревки врезались в мышцы, отчего те продавливались и покрывались бороздами, как мягкая глина.
— Скажи мне, как я могу исправить это, — предложил Брир. — Я сделаю что угодно.
— Никак.
— Все, что ты попросишь. Пожалуйста.
— Я попрошу тебя страдать, — отозвался Европеец.
— Зачем?
— За предательство. За то, что ты такой же, как все остальные.
— Нет… просто маленькая игра…
— Тогда и это игра, если она развлечет тебя. Шесть месяцев разложения превратились в несколько часов.
Мамолиан подошел к кровати, положил руку на рыдающий рот Брира и сделал рукой движение, как будто выхватил что-то.
— Все кончено, Энтони, — проговорил он.
Брир почувствовал шевеление в животе — будто некий затрепетавший предмет неожиданно дернулся и вышел.
Он смотрел на уходящего Европейца, откинув голому. Что-то собралось в уголках глаз, но это были не слезы.
— Прости меня, — умолял он. — Пожалуйста, прости меня.
Но Европеец ушел, спокойно прикрыв за собой дверь.
Какой-то шум донесся с подоконника. Брир оторвал взгляд от двери и поглядел туда. Два голубя подрались из-за крошки и разлетелись. Маленькие белые перья падали на подоконник, как снег в разгаре лета.
66