Проклятая игра

22
18
20
22
24
26
28
30

Но Уайтхед ждал большего. Его глаза поблескивали.

— Я не молюсь, если вы это имеете в виду, — продолжил Марти.

— Даже перед судом не молились? Чтобы замолвить словечко перед Всевышним?

В его вопросах не было ни насмешки, ни злорадства. Марти снова ответил честно:

— Я не помню точно… Думаю, тогда я наверняка что-то говорил, да. — Он остановился. Облака закрыли солнце. — Ничего хорошего это мне не принесло.

— А в тюрьме?

— Нет, никогда не молился. — В этом он был уверен. — Ни разу.

— Но есть же в Уондсворте богобоязненные люди?

Марти вспомнил Хеселтина, с которым делил камеру несколько недель в самом начале срока. Тюремный старожил Тин провел за решеткой больше времени, чем на свободе. Каждый вечер, прежде чем заснуть, он с варварским произношением бормотал в подушку «Отче наш»:

— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое… — Не понимая ни слов, ни смысла, он просто проговаривал молитву наизусть, возможно, каждый вечер в течение своей жизни, пока его развращенный дух мечтал о спасении. — Ибо Твое есть царство и сила и слава вовеки. Аминь.

Об этом ли говорил Уайтхед? Звучало ли в молитве Хеселтина уважение к Творцу, благодарность за Творение или хотя бы предчувствие Суда?

— Нет, — ответил Марти. — По-настоящему богобоязненных я не видел. Потому что какой смысл…

Внезапно пришедшая на ум мысль была более серьезной, и Уайтхед ждал ее с терпением стервятника. Но слова не шли с языка Марти, отказываясь быть произнесенными. Старик подтолкнул их:

— Почему нет смысла?

— Потому что все это — стечение обстоятельств, несчастный случай. То есть все случайно.

Уайтхед едва заметно кивнул. Последовало долгое молчание, затем старик спросил:

— Ты знаешь, почему я выбрал тебя, Марти?

— Нет.

— Той ничего не говорил тебе?

— Он сказал, что я справлюсь с этой работой.