Она также проведала Лилиан и собак в этой бездушной постройке за домом. Не то чтобы Кэрис любила животных, но что-то побуждало ее увидеть их, посмотреть на замки и клетки, на щенков, играющих вокруг матери. Она уяснила, на каком расстоянии от ограды и дома находится питомник, обошла сараи на тот случай, если понадобится искать в темноте. Зачем ей это, Кэрис не знала.
В своих блужданиях она была достаточно осторожна, чтобы не встретить Мартина, Тоя или хуже того — отца. Это стало ее игрой, хотя конечная цель оставалась загадкой. Может быть, она составляла карту местности и потому ходила из одного конца дома в другой, проверяя и перепроверяя его географию, измеряя длину коридоров, запоминая расположение комнат? Так или иначе, но нелепое занятие отвечало какой-то невыраженной потребности внутри нее. Когда Кэрис все сделала, эта потребность была удовлетворена и на время оставила девушку в покое. К концу недели она уже знала дом, как никогда прежде; она побывала в каждой комнате, за исключением апартаментов отца, запретных даже для нее. Она изучила все входы и выходы, лестницы и пролеты с тщательностью вора.
Странные ночи, странные дни. Не безумие ли это, порой задумывалась она.
На второе воскресенье — одиннадцатый день кризиса — Марти вызвали в библиотеку. Уайтхед ждал там; он выглядел усталым, но ничуть не сломленным тем огромным давлением, что навалилось на него. Он был одет для прогулки — в отделанное мехом пальто, как в первый день, во время символического визита в питомник.
— Я не выходил из дома несколько дней, Марти, — провозгласил он. — И чувствую, что пора проветриться. Думаю, нам надо прогуляться, вам и мне.
— Я захвачу куртку.
— Да. И пистолет.
Они вышли с заднего крыльца, чтобы избежать встречи с новыми делегациями. Посетители прибывали, заполняя лестницы и холл в ожидании аудиенции в святая святых.
Стоял теплый день семнадцатого апреля. Тени от легких облаков пробегали по газонам беспорядочными группами.
— Пойдем в лес, — сказал старик и зашагал вперед.
Марти держался на почтительном расстоянии в паре ярдов позади. Он догадывался, что Уайтхед хочет проветрить мозги, а не поговорить.
В лесу кипела жизнь. Новые побеги прорывались сквозь покров прошлогодних опавших листьев, беспечные птицы порхали между деревьями, перекликаясь. Марти и старик несколько минут брели куда глаза глядят, и Уайтхед почти не поднимал глаз от своих ботинок. Вдали от строгого распорядка дома груз его забот стал более заметен. Опустив голову, он устало тащился между деревьев, безразличный к голосам птиц и ударам ветвей.
Марти наслаждался. Он уже бывал здесь раньше, на пробежках, но сейчас его шаги замедлились, и детали леса ярко проступили. Заросли цветов под ногами или поганки, вылезающие на пятнах сырости между корней, — все восхищало его. По дороге он подобрал несколько гладких камешков. На одном из них застыл окаменелый след папоротника. Марти подумал о дочери Уайтхеда, о голубятне, и внезапно ощутил, что страстно желает Кэрис. Не имея причин отказываться, он позволил этой страсти овладеть собой.
Осознав свое чувство, он поразился его силе. Он понял, что последние несколько дней эмоции тайно работали внутри него, превращая легкий интерес к девушке в нечто более глубокое. Однако сейчас он не мог разобраться в случившемся.
Он поднял глаза от камня с папоротником и увидел, что Уайтхед ушел уже довольно далеко вперед. Марти отбросил мысли о Кэрис и ускорил шаг. Солнечные лучи и тени пробегали между деревьями, пока легкие облака, цеплявшиеся за ветер, уступали место более тяжелым тучам. Ветер стал холодным, он принес явные приметы дождя.
Уайтхед поднял воротник и сунул руки в карманы. Когда Марти подошел, старик встретил его неожиданным вопросом:
— Вы верите в Бога, Мартин?
От неожиданности Марти сумел лишь сказать:
— Я не знаю…
И это был честный ответ.