Только получилось все не так. Догадываюсь, вы уже в курсе.
Пришло Четвертое июля прошлого года, и на озере Абенаки было полно людей. Прошел слух, что янки Маккосленды будут бороться с итальяшками Массимо за победу в гонке вооружений. На нашей стороне собралось человек шестьсот. На их – не так много, но все равно предостаточно, гораздо больше, чем обычно. Небось все Массимо к востоку от Миссисипи съехались на шоу четырнадцатого года. На этот раз мы обошлись без такой мелочевки, как петарды или «вишневые бомбочки». Просто дожидались глубоких сумерек, чтобы сразу предъявить козыри. Мы с мамой принесли коробки с фейерверками на край причала, и Массимо поступили так же. По восточному берегу рассыпались маленькие Массимо, размахивавшие бенгальскими огнями; они напоминали звезды, упавшие на землю. Иногда я думаю, что бенгальских огней вполне хватило бы, и сегодня сожалею, что мы не остановились на них.
Пол Массимо помахал нам, мы ответили тем же. Идиот с трубой выдул долгое
«Хрен с этой говнишкой-мартышкой, – фыркнула мама. – Запускай «Декларацию независимости». Им мало не покажется».
Я запустил, и фейерверк определенно стоил заплаченных за него денег, но эти чертовы Массимо и тут превзошли нас. Что бы мы ни запускали, они все равно брали верх, всякий раз их фейерверки были ярче и громче, а этот говнюк дул в трубу. Как же это бесило нас с мамой! Тут взбесился бы и папа римский. Зеваки в тот вечер получили потрясающее шоу фейерверков, вероятно, ничуть не хуже, чем в Портленде, и я уверен, что по домам они разошлись счастливыми, но на причале Комариной Дыры радость отсутствовала, это я могу вам сказать точно. Мама обычно становится веселее, когда выпьет, но не в тот вечер. Уже полностью стемнело, высыпали звезды, и ветерок тащил над озером пороховую дымку. У нас остался один, самый мощный фейерверк.
«Поджигай, – приказала мама, – и посмотрим, смогут ли они его перебить. Такое, конечно, возможно. Но если он еще раз дунет в свою долбаную трубу, у меня лопнет голова».
Наш последний фейерверк – тот самый супер-пупер – назывался «Дух ярости», и Говард Гамаш клялся, что это нечто. «Что-то фантастическое, – заверил он меня, – и абсолютно нелегальное. Запалив фитиль, сразу отходите, мистер Маккосленд. Будет настоящий фонтан».
Чертов фитиль был толщиной с запястье. Я поджег его и сразу отошел. Он догорел, несколько секунд ничего не происходило, и я уже подумал, что мне подсунули туфту.
«Вот задница, – изрекла мама, – теперь он точно дунет в свою поганую трубу».
Но прежде чем он успел дунуть, «Дух ярости» ожил. Сначала это был фонтан белых искр, потом он вырос, и искры окрасились в нежно-розовый цвет. «Дух» принялся выстреливать ракеты, взрывавшиеся яркими шарами. К тому времени высота фонтана на краю нашего причала достигла двенадцати футов, а искры стали ярко-красными. Все новые ракеты взлетали в небо и взрывались так громко, что создавалось ощущение, будто эскадрилья самолетов пробивает звуковой барьер прямо над нами. Мама зажала уши, но залилась смехом. Фонтан начал опадать, затем выплюнул последнюю порцию искр – как старик в публичном доме, сказала мама, – и в небе расцвел потрясающий красно-желтый цветок.
Повисла тишина – восхищенная, – а потом все зааплодировали как безумные. Некоторые зрители, приехавшие на кемперах, задудели клаксонами, но после всех этих взрывов получилось пискляво. Массимо тоже хлопали, показывая, что они истинные болельщики, и это произвело на меня впечатление: редкое качество для тех, кто привык всегда выигрывать. Трубач даже не притронулся к своей чертовой трубе.
«Мы это сделали! – крикнула мама. – Олден, поцелуй свою мамулю!»
Я поцеловал, потом посмотрел на другой берег и увидел, что Пол Массимо стоит на краю причала, освещенный электрическими факелами. Он поднял палец, как бы говоря: «Жди и наблюдай». И у меня сразу засосало под ложечкой.
Сын без трубы – которого я зачислил в умные – поставил на доски пусковую площадку, медленно и благоговейно, как алтарный служка – чашу Святого причастия. А на пусковой площадке возвышалась самая большая гребаная ракета, какую я когда-либо видел, если не брать в расчет телерепортажи с мыса Канаверал. Пол опустился на колено и поднес зажигалку к фитилю. Как только полетели искры, схватил обоих сыновей, и они побежали к другому концу причала.
В отличие от «Духа ярости», паузы не было. Ракета взлетела, словно «Аполлон-19», поднимаясь на столбе синего огня, который стал пурпурным, потом красным. А секундой позже звезды затмила гигантская огненная птица, накрывшая озеро от берега до берега. Полыхая, она взорвалась. И будь я проклят, если из взрыва не вылетели маленькие птички и не устремились во все стороны.
Толпа обезумела. Взрослые сыновья Пола обнимали отца, колотили по спине и смеялись.
«Пошли в дом, Олден, – сказала мама, и такой печали в ее голосе я не слышал со дня смерти отца. – Мы проиграли».
«Сделаем их в следующем году», – пообещал я, похлопав ее по плечу.
«Нет, – покачала она головой, – эти Массимо всегда будут на шаг впереди. Потому что они – люди со СВЯЗЯМИ. А мы – всего лишь бедняки, которым пару раз улыбнулась удача, и, я думаю, на большее рассчитывать нам не приходится».
Когда мы поднимались на крыльцо нашего маленького домика, от большого белого дома на другом берегу донесся трубный глас: