Патрульный Эллис постучал в стекло комнаты для допросов, указал на Энди, поднес руку к уху, показывая, что тому звонят. Энди вздохнул и вышел.
Арделл Бенуа смотрела на Олдена.
– Мне случалось сталкиваться с различными причудами, особенно после того как я пошла в полицию, но эта бьет все рекорды.
– Знаю. – Олден понурился. – И не оправдываюсь. – Тут он просиял. – Но шоу получилось отличное. Люди никогда его не забудут.
Арделл пренебрежительно фыркнула. Где-то вдалеке взвыла сирена.
Наконец Энди вернулся и сел. Поначалу молчал, глядя в никуда.
– Насчет мамы? – спросил Олден.
– Нет, это
– Он ей угрожал? – воскликнул Олден. – Этот сукин сын…
– Сядь, Олден. Расслабься.
Олден медленно опустился на стул, по-прежнему сжимая кулаки. Эти большие кулаки вполне могли причинить вред, если хорошенько разозлить их обладателя.
– Холли также просила передать, что Массимо не будет выдвигать никаких обвинений. Он сказал, что две семьи втянулись в глупое состязание, а потому виноваты обе стороны. Твоя мать говорит, что мистер Массимо готов забыть прошлое.
Кадык Олдена ходил вверх-вниз, напомнив Арделл игрушку из далекого детства, «обезьянку на палке».
Энди наклонился вперед. Он вымученно улыбался, как бывает, когда человек не хочет улыбаться, но ничего не может с собой поделать.
– Она также передает, что мистер Массимо сожалеет о случившемся с остальными вашими фейерверками.
– С
– Молчи, когда я говорю. Я не хочу забыть оставшуюся часть послания. – Олден замолчал. С улицы донесся вой второй сирены, потом третьей. – Которые лежали на кухне.
– Э…
– Я очень прошу тебя вспомнить, Олден, потому что у меня есть огромное желание опустить занавес этого говняного представления.
– Пожалуй… Вроде бы да, – ответил Олден.