Лавка дурных снов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Дай мне тарелку и осторожнее с ножом.

Трасдейл просунул ему сквозь прутья решетки тарелку, на которой лежали вилка и нож, и сказал, что хотел бы выпить пива. Поразмыслив, Баркли натянул на себя тяжелое пальто и шляпу-стетсон и направился в «Игральные кости», где Дэйл Джерард налил ему пива в небольшое ведерко. Гробовщик Хайнс как раз допивал бокал вина и вышел на улицу за Баркли. Там было холодно, и дул пронизывающий ветер.

– Завтра большой день, – заметил Баркли. – Тут никого не вешали уже десять лет и, бог даст, еще десять лет никого не повесят. Но к тому времени я уже уйду на покой. Жаль, что еще не ушел.

Хайнс посмотрел на него:

– Ты не веришь, что это он ее убил.

– Если не он, – ответил Баркли, – то убийца еще разгуливает на свободе.

Казнь была назначена на девять утра. День выдался ветреный и морозный, но большинство горожан все равно явились поглазеть. Пастор Рей Роулз стоял на эшафоте рядом с Джоном Хаусом. Несмотря на теплую одежду и шарфы, оба дрожали от холода. Страницы Библии в руках пастора трепетали на ветру. За пояс Хауса был заткнут кусок черной домотканой материи, который тоже то и дело подрагивал от налетавших порывов ветра.

Баркли подвел Трасдейла со связанными за спиной руками к виселице. Тот держался хорошо, пока не оказался возле самых ступенек, где вдруг начал вырываться и плакать.

– Не делайте этого! – молил он. – Пожалуйста, не поступайте со мной так. Не делайте мне больно. Не убивайте, прошу.

Для своей комплекции он оказался довольно сильным, и Баркли знаком попросил Дэйва Фишера подойти и помочь. Вдвоем они затащили упиравшегося и брыкавшегося Трасдейла по двенадцати деревянным ступенькам вверх. Один раз он рванулся с такой силой, что все трое едва не свалились с лестницы, а из толпы тут же протянулись руки, чтобы успеть их подхватить.

– Перестань и прими смерть как мужчина! – крикнул кто-то.

Оказавшись наверху, Трасдейл вдруг затих, но когда пастор Роулз приступил к чтению 51-го псалма, начал визжать. «Будто баба, которой сиську защемило отжимными валиками», – как потом выразился кто-то в «Игральных костях».

– Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, – читал Роулз громким голосом, стараясь перекричать вопли обреченного. – И по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое.

Увидев, что Хаус вытаскивает из-за пояса черный колпак, Трасдейл запыхтел, будто собака, и отчаянно замотал головой из стороны в сторону. Его волосы развевались. Хаус терпеливо водил колпаком за дергавшейся головой, будто наездник, желавший накинуть узду на норовистого жеребца.

– Дайте мне посмотреть на горы! – взмолился Трасдейл. Из его ноздрей текли сопли. – Я буду вести себя хорошо, только дайте посмотреть на горы в последний раз!

Но Хаус накинул ему на голову колпак и натянул до дрожавших плеч. Пастор Роулз монотонно продолжал чтение, и Трасдейл попытался сойти с люка. Баркли и Фишер силой вернули его на место.

– Давай, ковбой, прокатись! – раздался снизу чей-то крик.

– Говори «аминь», – велел Баркли пастору Роулзу. – Бога ради, скажи «аминь»!

– Аминь, – произнес пастор Роулз и отошел, с шумом захлопнув Библию.

Баркли кивнул Хаусу, и тот нажал рычаг. Смазанная балка ушла в сторону, и крышка люка опрокинулась вниз. За ней последовал Трасдейл. Послышался хруст шейных позвонков. Его ноги взбрыкнули почти до подбородка и безвольно повисли. Желтые капли упали на снег.