— Что ж, я прожил недурную жизнь, — медленно проговорил он. — Немножко любил, работал и играл. Успел послушать превосходную музыку, увидеть чудесные картины и прочесть немало блестящих книг. Если перед смертью удастся прикончить еще несколько мерзавцев, то мне, пожалуй, не на что жаловаться.
Алек не стал отвечать — только улыбнулся. Все молчали. Слова Уокера напомнили ему о причине угрожающего положения, в которое угодил отряд. Он плотно сжал губы и нахмурился.
— Тогда мне пора, — заявил доктор. — Сделаю, что в моих силах, — глядишь, провидение смилостивится и ребята выдержат тряску.
— А что Перкинс? — спросил Алек.
— Одному богу известно. Я дам ему хлорал — надеюсь, выдержит.
— Не стоит говорить, что мы сворачиваем лагерь. Я объявлю об этом за четверть часа до выхода.
— Но ведь люди не успеют собраться.
— Они достаточно тренировались! — отрезал Алек.
Доктор собрался уходить, как вдруг вошел Джордж Аллертон.
Глава XI
Покинув Англию, Джордж Аллертон изменился. Юноша сильно исхудал, а лицо его приобрело желтоватый оттенок — он тяжело переносил жаркий климат. Выглядел он теперь совершенно иначе: губы сложились в капризную гримасу, глаза поблескивали хитро и трусливо. Все очарование куда-то ушло.
— Можно войти? — спросил он.
— Да, — отозвался Алек и обратился к доктору: — А ты задержись на минутку, ладно?
— Конечно.
Адамсон застыл спиной к выходу из палатки, а Маккензи резко перевел взгляд на Джорджа.
— Разве Селим не сказал, что я хочу с тобой поговорить?
— Вот я и пришел.
— Ты не особенно торопился.
— Послушайте, а можно глоточек бренди? Я еле на ногах стою.
— Бренди не осталось.