— Он прислал письмо? — спросил Дик.
— Нет, только карточку со словами: «Мне кажется, вам стоит это прочесть».
Все молчали. Люси повернулась к собравшимся, сохраняя полное спокойствие, только щеки сильно побледнели. Она пристально посмотрела на Роберта Боулджера. Отлично зная, что у того на уме, девушка ждала его слов, готовая разом отмести любые обвинения. Однако Бобби молчал, и гордые слова сорвались с ее губ сами собой:
— Он счел неуместным специально уверять, что полностью оправдал мое доверие.
— То есть письмо все же пробудило в тебе сомнения? — спросил Боулджер.
— С чего верить голословным утверждениям человека, которого за проступки выгнали из отряда?
— А я могу сказать, что в жизни не читал ничего убедительнее.
— Даже сознайся он сам, я ни за что не поверю, что Алек способен на такое.
Бобби пожал плечами, и с его губ чуть было не сорвался жестокий упрек. Люси словно прочла его мысли. Кровь прилила к щекам девушки.
— Позор вам всем за то, что сразу верите в худшее, — горячо зашептала она дрожащим от гнева голосом. — Как это низко, как подло — радостно поливать грязью человека, которому вы и в подметки не годитесь! Вы даже не дали ему оправдаться.
Бобби сильно побледнел. Люси никогда с ним так не говорила. Гнев полыхал в его сердце. Гнев — и несчастная любовь. Через мгновение он взял себя в руки.
— Ты, очевидно, не знаешь, что он отказался говорить с репортерами вечерних газет.
— Алек никогда прежде не разговаривал с репортерами. С чего ему вдруг менять свои привычки?
Бобби собрался было ответить, как вдруг поймал обеспокоенный взгляд леди Келси и обернулся. В дверях стоял Алек Маккензи. Он с улыбкой шагнул в комнату и протянул руку, обращаясь к леди Келси:
— Вы здесь, как я и думал.
Алек был совершенно спокоен. С веселой улыбкой он молча оглядел комнату. Собравшиеся пришли в легкое замешательство, а леди Келси, пожимая гостю руку, долго не могла найти подходящих слов.
— Здравствуйте, — пролепетала она, — а мы как раз о вас вспоминали.
— В самом деле?
В его глазах сверкнул огонек, и хозяйка, утратив остатки самообладания, густо залилась краской.
— Уже поздно, и мы опасались, что вы не придете. Было бы так обидно.