Кровь и песок

– Коррида – явление прогрессивное, – продолжал доктор с улыбкой, – понимаешь, Себастьян? Она благотворно действует на нравы в стране, смягчает жестокость развлечений, которым испанский народ предавался в прежние времена, в те времена, о которых тебе постоянно твердит твой дон Хоселито.

Не выпуская стакана из рук, Руис говорил и говорил, останавливаясь лишь затем, чтобы отхлебнуть вина.

– Вранье, будто бой быков существует с незапамятных времен. В Испании убивали животных для забавы, это верно, но раньше не было такого боя быков, какой существует нынче. Да, Сид убивал быков копьем; рыцари – мавры и христиане – тоже занимались этим делом; но не было ни профессиональных тореро, ни строгих и четких правил, которым надлежит следовать.

Доктор воскрешал перед слушателями вековую историю национального праздника. Лишь в чрезвычайных случаях, когда, например, венчались короли, заключался мир или открывалась новая часовня при храме, устраивались в ознаменование этих событий бои быков. Они происходили от случая к случаю, профессиональных тореро в ту пору не было. На арену выезжали кабальеро в дорогих шелковых нарядах, верхом на своих конях, чтобы на глазах у дам поразить быка копьем или кинжалом. Если быку удавалось сбросить наземь всадника, тот, обнажив шпагу, убивал животное с помощью своих слуг, как придется, не следуя никаким законам. Если объявлялась народная коррида, на арену выходило множество людей, чтобы всем скопом напасть на быка, свалить и прикончить его ударами ножей.

– Такого боя быков, как нынче, не было, – продолжал доктор, – существовала лишь охота на диких быков. Словом, у народа имелись другие празднества и забавы, в соответствии с потребностями той эпохи, и не было надобности заниматься усовершенствованием корриды.

У воинственных испанцев была верная возможность проложить себе путь в жизни – в Европе не прекращались войны, а за океаном, в Америке, нужда в мужественных людях тоже была велика. И, наконец, религия частенько доставляла народу волнующие зрелища: человек дрожал от ужаса, созерцая гибель своего ближнего, и одновременно получал индульгенцию для своей грешной души. Аутодафе, на которых сжигали людей, доставляли такие острые ощущения, рядом с которыми охота на горных животных казалась детской игрой. Инквизиция устраивала грандиозные национальные празднества.

– Но настал день, – продолжал Руис с тонкой усмешкой, – когда инквизиция стала хиреть. Все временно в нашем мире. Инквизиция угасла от дряхлости значительно раньше, чем ее отменили революционные законы. Она устала существовать; мир изменил свой облик, и празднества, устраиваемые инквизицией, оказались такими же неуместными, как бой быков среди льдов, под серым небом Норвегии. Инквизиции не хватало соответствующей обстановки; ей стало как-то совестно жечь людей и разыгрывать комедию отречения от ереси с участием проповедников в нелепых одеяниях и прочее. Не решаясь больше устраивать аутодафе, она лишь время от времени подавала признаки жизни и драла грешников розгами при закрытых дверях. Меж тем испанцы, устав бродить по свету в поисках приключений, засели дома: кончились наши войны в Италии и Фландрии; завершилось завоевание Америки, куда непрерывным потоком устремлялись наши смельчаки; вот тогда и возникает искусство тавромахии, строятся постоянные арены, составляются квадрильи профессиональных тореро, вырабатываются правила боя, изобретаются различные приемы бандерильеро и последний удар шпагой. Толпе пришлось по вкусу это зрелище. С появлением профессиональных тореро бои быков стали демократичными. Плебеи сменили на арене кабальеро, получая вознаграждение за риск жизнью, и народ толпами повалил в цирк, в качестве его единственного хозяина и законодателя получив право оскорблять в амфитеатре цирка тех самых представителей власти, которые внушают им почтение и страх за его стенами. Потомки фанатиков, приветствовавших сожжение еретиков и иудеев, нынче шумными возгласами приветствуют поединок человека с быком, поединок, который лишь в редких случаях кончается гибелью смельчака. Разве это не прогресс?

Руис продолжал развивать свою мысль. В середине XVII века, когда Испания спряталась, точно улитка в своей раковине, отказавшись от колонизации и новых войн в далеких странах, а холодная жестокость церкви сдала свои позиции из-за отсутствия подходящей среды, наступила эпоха процветания корриды. Героизм народа, стремившегося к славе и богатству, искал новых путей. Жестокость толпы, которая веками воспитывалась на созерцании пыток и привыкла к кровавым жертвоприношениям, искала выхода. Она нашла его в бое быков, сменившем аутодафе. Тот, кто в прошлом веке отправился бы воевать во Фландрию или с оружием в руках колонизовать просторы Нового Света, становился тореро. Убедившись, что все пути экспансии для него закрыты, народ нашел в новом национальном празднестве естественный выход для честолюбия, присущего сильным и смелым.

– Это прогресс, – настаивал доктор Руис. – Мне думается, моя мысль совершенно ясна. Вот почему я, будучи революционером во всем, не стыжусь признаться, что бой быков мне по душе… Человек ищет острой приправы к однообразию своей жизни. Алкоголь тоже зло, и нам известен вред, который он причиняет, однако почти все пьют. Время от времени капля варварства вливает новые силы в существование человека. Всех нас тянет изредка повернуть вспять и ненадолго окунуться в жизнь наших далеких предков. Животная грубость вызывает в душе народа таинственные силы, не надо заглушать их. Говорят, бой быков – варварское зрелище. Согласен; но это не единственная варварская забава в мире. Возврат к диким и грубым наслаждениям – болезнь человечества, поражающая в одинаковой степени все народы. Вот почему я негодую, когда иностранцы осуждают Испанию, как будто лишь у нас сохраняются грубые народные увеселения.

И доктор с ожесточением стал нападать на бега и скачки, в результате которых люди гибнут чаще, чем на арене в схватке с быком; на принятую в культурных странах травлю крыс дрессированными собаками; на современные спортивные состязания, из которых участники выходят с перебитыми ногами, проломленным черепом и сплющенным носом; на дуэли, которые зачастую происходят из нездорового стремления прославиться.

– Страдания быка и лошади, – запальчиво продолжал Руис, – вызывают слезы сострадания у иностранцев, которые не замечают, как на их ипподроме падает бездыханная, искалеченная лошадь, а зоологический сад считается за границей обязательным украшением каждого крупного города.

Доктор Руис громил тех, кто во имя цивилизации предает анафеме варварское и кровавое зрелище на испанской арене и во имя той же цивилизации устраивает парки, где самые бесполезные и вредоносные твари на земле содержатся с поистине царской роскошью. Для чего это делается? Наука уже давно постигла и описала все их свойства. Если истребление животных вызывает ужас в чувствительных сердцах, как не восстать против тайных трагедий, которые каждый день разыгрываются в клетках зоологического парка? Рога блеющей от страха козы бессильны против пантеры, которая вонзает клыки и когти в свою трепещущую жертву, рвет ее живьем на части и погружает морду в теплую, дымящуюся кровь. Несчастный кролик, вырванный из мирной тишины родных гор, содрогается от ужаса, шерсть становится дыбом на его спине под дыханьем коварного удава, который парализует взглядом беззащитное животное и неслышно скользит по земле, чтобы задушить его в ледяном объятии своих разноцветных колец. Сотни слабых животных, нуждающихся в защите человека, гибнут, чтобы поддержать существование совершенно бесполезных хищников, окруженных всяческими заботами в больших городах, считающихся центрами культуры; и из этих же самых городов раздаются крики возмущения против испанского варварства только потому, что отважные и ловкие люди, придерживаясь неоспоримо мудрых правил, вступают в единоборство с опасным и смелым зверем при свете солнца, под голубым небом, на глазах шумной, разношерстной толпы, соединяя с волнующей опасностью волшебство живописной красоты… Черт возьми!

– Нас оскорбляют, потому что страна наша пришла в упадок, – продолжал Руис, негодуя против подобной несправедливости. – Все люди – обезьяны, слепо подражающие в своих привычках и забавах наиболее сильному. Нынче властительницей умов является Англия, и вот в обоих полушариях помешались на бегах, и, зевая от скуки, люди смотрят, как по дорожке бегут лошади, – ведь нет ничего глупее подобного зрелища. Настоящий бой быков появился в нашей стране слишком поздно, когда слава наша уже успела померкнуть. Если бы это празднество достигло своего расцвета во времена Филиппа Второго, во многих странах Европы еще до сих пор сохранились бы арены. Не говорите мне об иностранцах! Я восхищаюсь ими за их революционный дух, и мы им многим обязаны; но что касается боя быков, – черт возьми! – они несут чепуху!

И пылкий Руис в своем фанатичном ослеплении клял без различия все страны планеты, поносящие испанское народное празднество, но признающие в то же время другие кровавые забавы, которые нельзя даже оправдать их живописностью.

Пробыв десять дней в Севилье, доктор собрался в Мадрид.

– Ну, парень, – сказал он на прощание больному, – тебе я больше не нужен, а дел у меня много. Соблюдай осторожность. Через два месяца ты будешь снова здоров и крепок. Возможно, что нога будет побаливать, но у тебя железное здоровье, и все обойдется.

Выздоровление Гальярдо последовало в намеченный Руисом срок. Месяц спустя сняли гипс, и ослабевший, прихрамывающий тореро смог дойти до кресла в патио, где он с тех пор и принимал своих друзей.

Во время болезни, когда его одолевали лихорадка и тягостные кошмары, лишь одна неизменная мысль не теряла своей четкости среди фантастического бреда. Это была мысль о донье Соль. Знала ли эта женщина о случившейся с ним беде?..

Еще пригвожденный к постели, он решился спросить о ней у своего доверенного, когда однажды они оказались наедине.

– Да, дружище, – ответил дон Хосе. – Она не забыла тебя. Через три дня после несчастного случая она прислала мне телеграмму из Ниццы, спрашивая о твоем здоровье. Наверно, из газет узнала. Ведь о тебе писали во всех газетах, словно о каком-нибудь короле.