В коврах и обивках не было недостатка, потому что все стены были заделаны шитыми шпалерами, на которых охота и разные забавы в роскошных рощах, паны и пани, как живые, с ловчими птицами на руках, кони и собаки были видны.
Со сводов свешивались позолоченные подсвечники, как бы разросшиеся ветви и листья.
Молодой пан стоял уже, ожидая объявленного господина, в наряде, какой носил днём, потому что ещё не имел времени сбросить его. Был одет в обтягивающие штаны, закреплённые ремнём, сверху был покрыт как бы дорогой бархатной опончой, подбитой шёлком, с разрезанными рукавами, которые длинно свешивались.
Красивое лицо, окружённое волосами, завитыми в локоны, со смелыми глазами, благородными и выразительными чертами, тем, кто её знал при молодости, напоминало больше королеву-мать, чем старого Локотка. Но было что-то и отцовское в лице и взгляде, умном и неустрашимом.
Что говорило ещё то юношеское и всеми желаниями молодости сияющее лицо – этого себе Шарый объяснить не умел. Почувствовал только к нему уважение и нашёл в нём доброту и мягкость, которой не ожидал, великую охоту к жизни и веру в себя. Хотя королевич знал уже, что ему не добрую принесли новость, вовсе не казался потрясённым… Глаза только блестели пробуждённым любопытством.
Шарый склонился ему до колен, когда королевич, быстро его поднимая, заговорил:
– Что вы видели в Поморье?
– Милостивый пан, я больше слышал, чем видел, – отозвался Флориан, – и то меня тревожит, что мне лица показать не хотели.
Таким образом, он начал рассказывать о таинственном предостережении.
– Что воевода на меня и на короля гневный, – сказал Казимир, выслушав, – это мы знали, но что хотел против нас с крестоносцами связываться, я едва верю!!
– Милостивый пане, – прервал Неканда, – лучше избыток осторожности, чем избыточное доверие. Нужно быть начеку…
– Езжайте с этим прямо к его величеству королю, – сказал королевич, – езжайте и спешите. Скажите ему, что я также вскоре к нему прибуду, потому что в замке сидеть не могу, когда знаю, что он седую свою голову подставляет неприятельским ударам…
– Его величество король, – отозвался Трепка, – не желал этого. Не много мы ему там поможем и, упаси Боже, от поражения – вот бы у нас был пан, а то нас разорвут.
– Я тут не усижу! – живо воскликнул Казимир. – Мы должны идти, мы должны!! Вы также видите, что в замке большей безопасности, чем в поле, не будет. Воевода тут слишком долго сидел, чтобы себе людей не приобрёл. Нас тут как рыбу в сеть могут захватить.
– Мы не дались бы, – отпарировал Неканда, – а если идти, с кем же мы пойдём, милостивый пане? Мы должны с собой именно этих всех здешних великополян тянуть, которые нас в поле ради воеводы предать могут.
Королевич покачал головой.
– Из двух зол я предпочитаю быть в поле и с отцом, чем тут сидеть и ждать, и изводить себя бездельем.
Он обратился к Шарому.
– Вы, – сказал он, – спешите с этим к королю, потому что без него себе рады не даём, не смели бы на что-нибудь решиться. Скажите ему от нас, что и мы от воеводы ожидали плохого, что и Трепка давно его подозревал…
Они ещё беседовали, когда боковые двери неожиданно растворились, портьера в них поднялась, послышался весёлый смех, и на тёмном фоне показался силуэт, как бы чудом появившийся – молодая пани в белом платье, с волосами, спускающимися на плечи, с песенкой и улыбкой на устах.