Приказали позатыкать луга и обозначить рубежи.
На следующий день пограничные знаки нашли вырванными и поломанными. Война начиналась.
Но это были только вестники, потому что до столкновения не дошло. Старый Далибор его избежал.
На Вилчей Горе, тем временем, усердно строили, свозили дерево, тесали, очищали от руин, насыпали валы, сделали на рву мост и ворота с решёткой – а во дворе замке, где некогда стояло поселение, новый наследник для своих людей начал сколачивать шалаши и хижины.
Те его люди, что были одни и не имели с собой ни одной бабы, чтобы им платки стирала и еду варила, двинулись сразу искать себе подружек, и в Сурдуге узнали, что одного дня впятером пустились на усмотренный за Пилицей ручей, и при нём, куда девушки и женщины из Вулки приходили стирать бельё, схватили одну пятнадцатилетнюю девушку, а другую молодую, замужнюю, привязали их к лошадям и увезли.
Пустилась за ними погоня, но плохо вооружённые крестьяне дали себя побить, а девушку и женщину разбойники увезли. До какого-то времени держали их в замке и, хотя за них себя упрекали, выдать не хотели. Так и остались.
Тревога пошла по околичным селениям, так что уже ставили охрану от этих грабителей. Они также выехали за третьей девушкой, и, по-видимому, дальше, на расстоянии несколько миль схватили свинарку, и так ушли с ней, что и погоню высылать было неизвестно куда.
На пригорке вскоре поставили сруб замка, который желтел издалека. Сосед уже чувствовался, потому что у границы его люди, казалось, причиняют вред, но до драки ещё не доходило. Угрожали только Далибор и пан Флориан… хотя догадались о Никоше, не были уверены, потому в глаза его не видели.
Он также с нападением не спешил, так как чувствовал себя слабым, людей имел не много. Тем временем он только стягивал поселенцев, посылал и уже на опушке леса закладывал небольшое поселение, которое называли Цеслаками, потому что больше всех там было тех, что около двора работали топорами.
Люди этого Бука отбирали одного в другого всех бродяг и разбойников, так что из-за них в Возниках, в Вроникове и в Ласках постоянно должны были быть начеку, потому что, хоть схватить их было трудно, постоянно что-то пропадало, то единица скота, то конь, то телега, оставленная на поле, и даже целые стога сена. Не помогло то, что следы вели на Вилчу Гору, потому что, кто пошёл с жалобой, того запугивали, угрожали и прогоняли.
Стали выдирать бортьи в лесу – а более мелких вредительств нельзя было сосчитать.
А это вредоносное гнездо около Вилчей Горы так быстро росло, как ни одно ещё поселение, которое тут помнили люди. Неизвестно откуда бралась эта чернь. Среди первых своих товарищей Бук имел таких людей, что, когда кто-нибудь из них уезжал, а ездили постоянно, всегда приводил кого-то с собой: паробка, бабу, или мальчика подростка.
Внуку, который о том тщательно разведал, рассказывали, что Бук с прошлых грабежей имел, по-видимому, много денег и разных драгоценностей, и что с ними в Сандомир, в Краков и даже в Новую Сундчу посылал и покупал невольников у евреев, которые ими торговали. Таким образом, были там пришельцы со всего света, разного языка и крови, с постриженными головами, такие, о которых знали, что привыкли убегать, закованные в деревянные дыбы, с которыми должны были ходить на работу, и на ночь их им не снимали.
Так в короткое время намножилось около Вилчей Горы много этих бродяг, и в Сурдуге было от них всё более опасно и неудобно.
Иногда этот Бук пускался в леса на охоту, не спрашивая границы или специально её не уважая, разъезжал по Сурдугской пуще, а на горячем его поймать было нельзя, хотя устраивали на него засады.
Однажды, когда Флориан Шарый сам охотился у себя, заслышав чужую трубу, сразу пустился преследовать нападающего, догадываясь, кто это был. Он ехал один. Тот или ожидал, или не хотел уходить, стоял на месте, трубя, и так его Шарый прижал на полянке. С первого взгляда узнал в нём Никоша.
Стоял они тогда недалеко друг от друга, как бы раздумывая, что начать. Счастьем, Никош был один, а с Шарым два человека, поэтому разбойник не стал к нему приставать, только проревел ему:
– Ты узнал меня?
Шарый ничего на это не сказал.
– Знаешь, что я здесь не для кого иного, только для тебя, чтобы не дать тебе насладиться покоем. Будешь день и ночь иметь меня под боком, как камень в ложе. Ты взял девку, которую я хотел иметь, я ещё её у тебя, может, женщиной отбиру. Два раза из-за вас я кровью обливался, облейтесь теперь и вы кровью и слезами.