Между тем из дальнего конца зала, где размещаются за перегородками душевые кабины, ватер-клозет и гардеробная, как-то стеснительно и несмело к рыцарю Филиппу направилась с пожеланием доброго американского утра кавалерственная дама-зелот княжна Прасковья. Вприпрыжку, как Анастасия, другие дамы-неофиты, знаменитая и экстравагантная орденская воительница не поскакала, не полетела.
«Ага! Деву Параскеву док Патрик снабдил зелено-перламутровым опоясыванием, как и всех, тематически под цвет глаз. Мне, значит, что-то голубенькое или фиолетовое полагается… эстетически…
Чего это с ней? Идет еле-еле, словно ей опять в туалет очень-очень захотелось…»
Филипп отвернулся, чтобы подцепить из вазы еще парочку вкусных птифуров к кофе, развернулся и чуть не выпал из верткого лабораторного кресла доктора Патрика. Ахнул он, конечно, тоже мысленно, не дрогнув лицом, ничего и никому не говорящем о поразительном впечатлении, какое на него произвел внешний облик Прасковьи:
«Батюшки-светы!!! Вот вам экстерьерчик! Держите меня, в кому падаю… Она в самом деле сотворила «рерум экстернарум», приколистка! Как тыщу лет назад, дурында голозадая, всю женственность дуриком себе продырявила… Обетование, из рака ноги, дикость феодальная, античная и первобытная… В убежище с ним поперлась, назови ее Парашей…
О, Господи, еще одна приколистка на мою голову!»
Эдак возмутил и поразил Филиппа интимный пирсинг Прасковьи. Причем не просто тонкими золотыми колечками она насквозь проколола соски и еще одним оказались окольцованы большие половые губы. Но то, что это — трансмутированное в асилуме золото, дочиста нейтрализующее натуральную магию тела, рыцарь-инквизитор Филипп понял, едва только присмотрелся к смущенному внешнему виду профессионального чистильщика, эксперт-пилотессы княжны Прасковьи Олсуфьевой.
«Во где воистину себе пещерку запечатала так запечатала, дщерь Евина!
И асилум ее рад стараться, сверхъестественно чумичке своей помогать… Словно быка в обе ноздри, драгметаллом девичьи воротца окольцевал…
Благо, женственность у нее высоко расположена как у Маньки. Иначе бы п…ла, ходила б в раскорячку, дурында…
Ох мне суеверия простодырые! Что ж, будем наставлять, исправлять п…страдалицу…»
Еще раз бесстрастно смерив взглядом Прасковью с ног до головы, Филипп пододвинул ей круглую низкую табуреточку на колесиках:
— Весьма рад внове свидеться с вами, барышня. Присаживайтесь, дева Параскева, дщерь моя духовная, покалякаем о том, о сем, покамест сэр Патрик не принудил вас споспешествовать ему в дидактических трудах его ревностных.
— Доброе утро, Фил. Ой, простите за непочтительность, отец Филипп. Я вот, видите, сударь, окольцевалась сдуру. Самой стыдно…
Пирсинг на сосках я на Новый год завела, не зови меня Парашей. Обет воздержания ради победы над поганым Апедемаком приняла в понедельник, а во вторник в убежище к себе зашла… Ну не знаю… И вот…
— Вот оно тебе, Прасковья, стыдливую девичью красу и довело до кондиции, обетованной и ритуальной по стародавнему харизматическому канону. Куда ж без золотого колечка на самый срам-интим!
Притом срамным местом вперед, дева моя сущеглупая, вперлась ты в асилум с допотопным простонародным суеверием: якобы золото препятствует нехорошей магии и носителя его от зловредительных колдовских умыслов ограждает. Дескать, не ржавеет оно, не окисляется, стал-быть, и порче духовной не подвержено.
Убедила в том самое себя и асилум твой. А он услужливо способствовал золотому закреплению «рерум экстернарум». Дабы неповадно было тебе облыжных клятв давать, умыслив нарушать обетование лукаво.
Вона как и пошло у тебя самобытное искажение в сущности хорошо отработанного и простого ритуала. От суеверия слабомысленного и суетности женской пострадала.
Не так ли, кавалерственная дама Прасковья, дщерь моя духовная?
ebooksa