Ярмо Господне

22
18
20
22
24
26
28
30

Мог бы и гигроскопическим слоем оснастить сию сбрую, хотя бы на бордюрах обшить. Эргономика, назови меня Парашей. Хоть стой, хоть падай.

— Тогда пошли под душ, Прасковь моя Васильна. На сегодня Патрикей Еремеичу довольно наших нейрофизиологических параметров.

— Потрешь ли, о витязь, спинку потной и похотливой деве, до водных омовений охочей?

— А как же? Я — тебе, ты — мне. Чисто по-спортивному, сестрица Прасковья.

— Вот если бы тебе, братец Филипп, как давеча по-тренерски девичью красу сверху и снизу ласково обмыть, подмыть, нежно проверить по здорову ли живет дева твоя Параскева, скрозь, в сись-пись в кровь избитая…

— Перебьешься… Эк тебя подмывает, греховодница! Лекарь Патрикус мне вчерась слово молвил: твои-де женские телеса обретаются в изрядном довольстве и в штатном орденском порядке…

Шагай себе в душ, вавилонска дщерь голозада, изобильными грудьми колыша, превеликим срамом промежным играша.

— От кого, мой батюшка, слышу? Ах какую красоту, толщину и долготу промеж ног я вижу!

Ажно завидки берут, экое богатство твоей молоденькой женушке досталось! Ахти, жено! обейми дланями хватай стоячего, держи срам-устье поширше…

«Ох мне девы и жены, конгенитально…»

В воскресенье молодые супруги из Бостона мистер и миссис Фил Ирнив, снимавшие на ночь апартаменты для новобрачных в одном из отелей Нью-Йорка, отстояли позднюю обедню в православном храме на Брайтон-Бич, по-мирски исповедались, причастились и с Богом тронулись в путь, назад в филадельфийскую резиденцию мистера Патрика Суончера, ставшую новым родным домом для миссис Нэнси Ирнив.

— …То, что ты радостно и счастливо возвращаешься в суончеровский особняк, словно к себе домой, меня не удивляет, Настасья моя Ярославна. Рыцарь-адепт Патрик снабдил оное жилище определенными свойствами асилума, распознающего своих и чужих, временных гостей и постоянных обитателей.

Насколько я знаю, такое еще под силу рыцарю Микеле. Да и то экселенц поселился, скажем, во многая потаенном палаццо рыцаря Рандольфо, когда сподобился теургического благословения от моего славного харизматического предка в особом сопряженном ритуале…

Настя правила «хаммером», усадив Филиппа рядом с собой. Видимым образом она наслаждалась поездкой, скоростью, общением с мужем, что не препятствовало ей аккуратно и легко вести тяжелую машину, поддерживая многозначительный разговор с Филиппом.

— Ой-ой-ой… Я ехала дом-о-ой… Хоум, су-и-и-т-и хоум. Ах мой славный дом, сладенький домик, пряничный…

Как бы не так, сударь мой!

По большому счету не такое уж благословенное счастье, муж мой любимый, возвращаться туда, где толостожопая Манька будет и впредь мне совать в ухо, одно, другое, третье. И злодей Патрик твою благоверную супругу приводит к орденскому порядку, прямо в гинекологию, больно…

Он и адепта Микеле перед Пасхой потчевал зверской психотерапией и гормональными коктейлями. Наш экселенц иезуитский после того будто на пружинках подпрыгивал и твоей супружнице галантную чепуху на ушко горячо шептал.

— Не верю! — улыбнулся хорошей шутке Филипп.

— Правильно делаешь, муж мой, — вторила ему Настя, рассмеявшись. — Ибо моя арматорская присказка есть. Но иному следует верить о ближних своих…