Григорий Тимофеевич велел племяннику сесть и вполголоса сказал:
— Вот что, Петруша. У нас в имении обнаружилось бешенство — сегодня здесь был доктор из Волжского, осмотрел больных, и сказал, что есть все признаки "рабиес".
— Болезнь дурная, я слышал, — покачал головой Пётр, сразу став серьезным. — И людей, и скотину не щадит.
— Вот-вот. А главное — вот что. Полкан наш болен.
Пётр быстро взглянул на дядю, опустил глаза. Вздохнул.
— Я давно заметил, Григорий Тимофеевич, только не хотел докладывать. Его ведь пристрелить надо. А жалко.
— Жалко, — согласился Григорий Тимофеевич. — А если он всю дворню перекусает? А если, не ровен час, Аглашу цапнет? Или с цепи сорвётся, да в деревню кинется?
Петр снова вздохнул.
— Хорошо. Прикажу Иосафату разбудить меня до свету, уведу Полкашку в лес и пристрелю.
Григорий Тимофеевич помолчал. Тяжело вздохнул:
— Этого мало, Петя. Перестрелять надо всех больных собак по деревне. А тех, которые еще не больны — приказать запереть отдельно от других. Признаки болезни не сразу появляются. Здоровых собак стрелять — лишний грех на душу брать.
Петя побарабанил пальцами по столу.
— А как крестьянам объяснить?
— Не знаю. Знаю только, что объяснять придётся. Попрошу Демьяна устроить сход и помочь нам. Иначе — никак. Начнём стрелять по дворам — чего доброго, бунт поднимут.
— Завтра?
— Да. Тянуть с таким делом нельзя. А ты… ты вот что. Утра не жди. Полкан сейчас на цепи, один на псарне, так ты сделай палку с петлёй, возьми его, отведи хоть, например, на берег Сологи, и пристрели. Труп в воду столкни.
Петя снова побарабанил пальцами. Лицо его выражало сомнение и смущение.
— Тебе выспаться надо, завтра будет много дел. Так что иди сейчас, — настойчиво сказал Григорий Тимофеевич. — Аглаша уже спать легла, дворовые тоже. Только Иосафату не спится по-стариковски.
— Я, пожалуй, попрошу старика мне помочь… — сказал Пётр Ефимыч и коротко взглянул на Григория Тимофеевича. — А то одному как-то оно… На убийство это похоже, дядя.
— Я понимаю.
ebooksa