— Ладно. Надо дело делать. Я отстегну цепь, а ты уж, сделай милость, изловчись — петлю на шею накинь. Да фонарь поставь пока — мешать будет.
— А может, Полкан сам пойдёт?
Петр молча наклонился к Полкану, отстегнул карабин, опасливо пряча руки.
— Надевай! — сказал он Иосафату.
Но старик замешкался. Протянул палку, Полкан оскалился и внезапно прыгнул к выходу, проскочив между Петром и Иосафатом. Фонарь упал, горящее масло вылилось на солому, растеклось. Солома вспыхнула. Огонь мгновенно охватил дверной косяк. Пётр, не растерявшись, вытолкнул Иосафата в открытую дверь, прыгнул следом.
Иосафат упал в грязь и принялся кричать дрожащим голосом:
— Пожар! Пожар!
Всё произошло так быстро и неожиданно, что Пётр на какое-то время забыл о Полкане.
Из господского дома стали выскакивать дворовые — сначала девки и бабы, потом и несколько мужиков — кучер, конюх, работники, слуги. Привезённый из Москвы повар-француз, живший в отдельной комнате, распахнул окно и закричал:
— O mon Dieu! Je suis etonne! Il faut eteindre!..[10]
Окончание фразы потонуло в рёве огня, охватившего весь сарайчик. Выбежал Григорий Тимофеевич в ночном колпаке, и приказал мужикам окапывать землю вокруг пожара, а бабам — таскать воду вёдрами. Вёдра помогали плохо, а окапывать не давал палящий жар. К счастью, псарня стояла особняком, и огонь в безветрие не мог перекинуться на другие строения; задымилась, было, стена конюшни, но её быстро залили водой. Лошадей, однако, стали выводить на воздух.
— Где Полкан? — спросил Григорий Тимофеевич метавшегося между бабами и мужиками Петю.
— Сбежал! — на ходу ответил Петя, кидаясь к пожарищу с багром наперевес.
— Куда сбежал??
— Об том не ведаю, дядя!..
* * *
На фоне зарева издалека чётко виднелись тёмные мечущиеся фигуры людей.
Большая Белая собака, лежавшая на крыше деревянной беседки в саду, глядела на них ласковыми, слегка сонными глазами.
Потом медленно и длинно зевнула, прыгнула с крыши — и растворилась во тьме.
* * *
ebooksa