Итальянский художник

22
18
20
22
24
26
28
30

Она ушла в свою огромную комнату, некоторое время было слышно, как она возится в темноте, потом настала тишина, она уснула, и треск цикад сделался главным звуком ночи.

— Это Ромина? — спросила меня Азра сквозь сон.

— Ромина, Ромина.

— Ласточка наша, — пробормотала Азра и выставила ногу из-под простыни. Азра так спала всегда, в жару и в холод она выставляла ногу из-под одеяла. Я её накрывал, но этого хватало минуты на две-три.

«Приедет Николо Беницетти из Понджели», — с остервенением подумал я и стал смотреть на звёзды через высокое пустое окно.

Я рисовал Пенелопу. Ромина была роскошна, она была поразительна. Только тогда, когда я начал её рисовать, стал понятен её секрет. Ромина была сильной девушкой, но в ней не оказалось ничего огромного. Её могучий пышный характер был больше её довольно строгого тела. Избыток души и обаяния уплотнял пространство вокруг Ромины, наподобие скорлупы грецкого ореха вокруг ядра, или же наоборот, наподобие абрикоса вокруг абрикосовой косточки. Идея абрикоса мне лично нравится больше, но абрикосовая косточка не каждому по зубам.

Днём приехал Николо Беницетти. С возом арбузов, дынь, цветов, с бутылями, завёрнутыми в рогожу. Возница у него был ражий малый с подбитым глазом, парень не промах, забияка и говорун. Сам Беницетти — молодой франт, красавец и умница прибыл на белом коне. Со свитой каких-то не то телохранителей, не то дармоедов, с пьяным французским менестрелем и сворой собак. Собаки подняли гвалт. Ромина вышла их встречать, собаки лаяли, подбрасывая морды вверх, подковы скрипели щебнем, выбивая белый прах, арбуз упал и разбился красной зернистой глыбой с желтой отлёженной плешью на зеленом боку.

— Рад, рад, — кричал мне Беницетти, — Ромина сказала, что вы тут, в нашем захолустье.

Кефаратти мне про вас все уши прожужжал.

— Вы его знаете?

— Знаю — хорошенькое дело! Я с ним в кавалерии служил. Он не рассказывал? Он меня у французов из плена выкупал. Кефаратти неподражаем. Обоз какой-то отбил у неприятеля, продал барахло, меня выкупил. На следующий день под Форново-ди-Таро меня снова берут в плен. Грохнули по голове и всё — упал с коня, сдался. Опять в плену, и мне прямая дорога — гребцом на галеры. Конец, думаю, пропал. Какие могут быть игрушки?

Приезжает Кефаратти с белым флагом, к их капитану. Кефаратти имеет вид самый строгий и негодующий:

— Я внёс выкуп за мессера Беницетти, соблаговолите и всё такое. Намекает на честь дворянина, и прямо-таки бледен от ярости. Капитаном у них испанец дон Дестамуро -

трясёт башкой, ничего не понимает:

— Кому, — говорит, — вы дали выкуп?

— Достопочтенному идальго дону Четтамогульяди, — не моргнув глазом говорит Кефаратти. И это правда. Потому что накануне он меня выкупил у Четтамогульяди. Дон Дестамуро посылает денщика к своему земляку Четтамогульяди: спроси, он получил деньги за господина Беницетти? Возвращается болван-денщик: да, деньги получены. Кефаратти кладёт меня с пробитой головой поперек седла, и мы уезжаем. С охранной грамотой, в сопровождении баварского лекаря-шарлатана, и с почетным конвоем алжирских аргуэрос. Этого толстого лекаря Кефаратти потом изображал на фреске «Сошествие во ад».

Да, Кефаратти не рассказывал мне, как он воевал. Может, оно и к лучшему. Я никогда толком не знал, что делать, когда жизнь начинает кипеть вокруг меня. Весь этот бурный пенистый бессмысленный бульон приключений, счастливых совпадений, интриг и восторгов, что всё так благополучно закончилось. А дальше-то что? — всегда хотелось мне спросить. Что вы дальше делали своей спасённой пробитой головой? И в то же время я испытывал зависть к лихому молодечеству, красоте, здоровью и отваге этих людей.

— Мы едем на охоту, — сказал Бенецетти, — присоединяйтесь к нам, сделайте одолжение.

— Папа, папа! — запрыгала Азра, — поедем!

— Забирайте мою дочку и Ромину, а мне надо работать. Художник — человек скучный.