— Какая жертвенная особа, — фыркнула я.
Проблемы с артефактом отошли на задний план. На первый вышло моё нежелание делиться никем и ничем, даже если на моего Хомякова претендовала великая княжна. Особенно если претендовала она.
— Лиза, между мной и Ольгой Александровной ничего нет, что бы вы ни думали, — твёрдо сказал Николай.
— Важнее, что думает Ольга Александровна. Вдруг у неё другое мнение по этому поводу.
Фотографии в газетах были нечёткие, и всё же меня не отпускала уверенность, что виды у великой княжны на Хомякова имеются, что бы он там ни думал и как бы ни пытался меня убедить в обратном.
— Нет, важнее, что думаем мы с вами.
Сказал он это так, что я сразу вспомнила наш поцелуй у него в комнате, который чуть не зашёл слишком далеко. Может, и зря не зашёл? А сейчас и с обычными поцелуями придётся повременить, во всяком случае, пока Николай не вернётся. Желание наложить на него лапу и показать Ольге Александровне, чей хомяк, оказалось слишком велико, и я не удержалась:
— Фаина Алексеевна сказала, что я могу выбрать жениха сама…
— В самом деле? — недоверчиво спросил Николай. — Мне она в Ильинске очень жёстко отказала.
— Вот и проверим, насколько она была искренна. Я напишу ей письмо, в котором выкажу своё пожелание видеть вас моим женихом, а также попрошу устроить встречу с Юрием Александровичем, как необходимую для дальнейшего поиска артефакта. А вы отнесёте.
Глава 11
Николай ушёл, и никаких известий от него не было. Конечно, по правилам, существовавшим внутри дворянского сословия, писать он мне права не имел, поскольку женихом не являлся, а самого его не пустила бы охрана, которая после определённого часа пропускала только студентов и преподавателей, а всех посторонних начинала разыскивать и выставлять за ворота. Но само по себе это уже было указанием — Фаина Алексеевна ответа не дала, во всяком случае положительного. Хотя, вполне возможно, Николаю и встретиться с ней не удалось, это же я только предположила, что она до сих пор в Царсколевске, а она вполне могла убыть в Ильинск — чай, оппозиция сама себя не построит. Нет, умом я всё это понимала и всё же была несколько расстроена: нашёл же Николай возможность пробраться ко мне тогда, когда его перевели из Ильинска…
Хорошо, что мне было чем заняться и помимо пустых обид. Я вспоминала план квартиры Седых и прикидывала, куда бы я запрятала артефакт так, чтобы самим можно было легко достать, а посторонним было бы найти чрезвычайно сложно, если вообще не невозможно: не нашли же его до сих пор, хотя силы прикладывали наверняка и Рысьины, и Волковы. Но если плетения настроены на меня, почему я не вижу даже отголосков? Как и чем их так замаскировали? Я понимала, что мне катастрофически не хватало знаний. И времени, чтобы их получить, тоже не хватало катастрофически.
Полина на завтрак приготовила сырники и накрыла в гостиной, которая была одновременно и столовой, после чего застыла у двери, всем своим видом показывая, что она прекрасно помнит вчерашний выговор и намеревается служить только мне. Пришлось сказать, что я сама прекрасно справлюсь, тем более что я собиралась пригласить к завтраку Мефодия Всеславовича, о котором горничной знать не нужно.
— Вы сами, Елизавета Дмитриевна? — с лёгким неодобрением уточнила она. — Но мне платят…
— За то, чтобы делать мою жизнь легче, а не мешать, — отрезала я. — Я хочу позавтракать так, чтобы передо мной никто не мельтешил. Это для вас слишком сложно?
Горничная вышла с таким видом, словно была английской королевой, а я ей нагрубила самым гадким образом. Но всё же вышла, после чего я набросила на комнату плетение от прослушивания, чтобы не давать повода считать, что я разговариваю сама с собой.
— Мефодий Всеславович, будете кушать? — спросила я.
— Елизавета Дмитриевна, да не требуется мне столько, — отозвался он и, несмотря на свои слова, сразу подсел к столу. — Мы ж не едой в основном питаемся.
— Но едой тоже, — улыбнулась я. — Так что ешьте, пока горячее. Не расстраивайте Полину.