Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!

– Свет поляризуется перпендикулярно плоскости отражения, сэр.

Я все еще продолжал думать, что они прекрасно все знают! Знают даже, что тангенс угла Брюстера равен показателю преломления!

Я сказал:

– Ну так?

Молчание. А ведь они только что объяснили мне: свет, отражаемый поверхностью оптически более плотной среды – а вода в заливе как раз такая среда и есть, – поляризован; и объяснили даже, как он поляризован.

Я предложил им:

– Взгляните на залив через полоску поляроида. А теперь поверните эту полоску.

– О-о, свет поляризуется! – воскликнули они.

В общем, возился я с ними, возился и наконец понял, что студенты попросту заучивают все наизусть, не понимая смысла того, что заучивают. Они слышат слова: «свет, который отражается от обладающей показателем преломления среды», но не сознают, что под такой средой подразумевается нечто материальное, вода например. Не сознают, что «направление распространения света» – это направление, в котором вы видите какую-то вещь, когда смотрите на нее, ну и так далее. Все досконально запоминалось, однако в осмысленные слова ничто не переводилось. Поэтому, спрашивая: «Что такое угол Брюстера?» – я словно бы вводил в компьютер правильные ключевые слова. Если же я говорил: «Посмотрите на воду», результат оказывался нулевым – под заголовком «Посмотрите на воду» в их памяти ничего не хранилось.

Несколько позже я присутствовал на чтении лекции в инженерной школе. В переводе на английский лекция выглядела примерно так: «Два тела… считаются эквивалентными… если прилагаемые к ним вращающие моменты… порождают… равные ускорения. Два тела считаются эквивалентными, если прилагаемые к ним вращающие моменты порождают равные ускорения». Студенты просто писали диктант и, когда профессор повторял предложение, проверяли, правильно ли оно записано. Потом записывалось следующее предложение, и следующее, и следующее. Лишь я один и сознавал, что профессор говорит о телах, обладающих одинаковыми моментами инерции, вот только додуматься до этого трудновато.

Я совершенно не понимал, чему они могут подобным образом научиться. Профессор говорил о моментах инерции, однако никакого разговора о том, насколько труднее открыть ту дверь, у которой снаружи висит на ручке что-то тяжелое, чем ту, у которой этот же груз подвешен рядом с петлями, не шло – ну то есть никакого!

После лекции я спросил у одного из студентов:

– Вот вы столько всего записали, а что вы потом делаете с этими записями?

– О, мы их учим, – отвечает он. – Нам же еще экзамены сдавать.

– И как же выглядит этот экзамен?

– Очень просто. Я вам сейчас прочитаю один из вопросов. – Он заглядывает в тетрадь и произносит следующее: «Когда два тела являются эквивалентными?» Ответ: «Два тела считаются эквивалентными, если прилагаемые к ним вращающие моменты порождают равные ускорения».

То есть студенты сдавали экзамены, «уча» все это и не зная решительно ничего, кроме слов, которые они запомнили.

Потом я попал на приемный экзамен машиностроительного факультета. Экзамен был устным, мне разрешили посидеть на нем, послушать. Один из абитуриентов оказался просто великолепным: он мгновенно отвечал на любой вопрос. Экзаменаторы спрашивали, что такое диамагнетизм, и он тут же давал абсолютно верный ответ. Потом один из них спросил:

– Что происходит со светом, проходящим под углом через слой вещества, обладающий определенной толщиной и показателем преломления N?

– Свет выходит наружу параллельно прежнему направлению своего движения, сэр, – но со смещением.