Я предсказал несколько явлений, экспериментально никем еще не подтвержденных, однако, когда дело дошло до нейтрона с протоном, мне не удалось согласовать мои результаты с тем, что было тогда известно о нейтрон-протонном взаимодействии, у меня получилась какая-то каша.
На следующий день я пришел на заседание конференции, и милейший человек по имени Кен Кейз, которому предстояло сделать доклад, пожертвовал мне пять минут выделенного ему времени, чтобы я мог изложить свою идею. Я сказал, что убежден: все взаимодействия являются левосторонними, а знаки для электрона и мюона должны быть противоположными, но что с нейтроном мне справиться пока не удалось. Некоторое время спустя экспериментаторы обратились ко мне с вопросами относительно моих предсказаний, а затем я уехал на лето в Бразилию.
Возвратившись в Соединенные Штаты, я решил выяснить, что нового стало известно о бета-распаде. Я поехал в Колумбийский университет, где находилась лаборатория профессора У, ее там не застал, однако поговорил с другой женщиной, показавшей мне все данные, все хаотичные числа, которые никак ни с чем не согласовывались. Электроны, которым, согласно моей модели, полагалось рождаться при бета-распаде с левой спиральностью, оказывались в некоторых случаях правоспиральными. В общем, ничто ни с чем не сходилось.
Приехав в Калтех, я поинтересовался у тамошних экспериментаторов, какова ситуация с бета-распадом. Помню, трое из них, Ханс Йенсен, Альдерт Вапстра и Феликс Бем, усадили меня на табурет и принялись сыпать фактами: результатами экспериментов, ставившихся в других городах страны, и своих собственных. Людей этих я знал хорошо, знал, насколько они скрупулезны в работе, и потому к их результатам отнесся с большим вниманием, чем к другим. Полученные ими данные были не такими противоречивыми, как у других экспериментаторов, собственно, они включали в себя и эти другие –
В общем, вывалили они на меня все это, а потом говорят: – Положение запуталось настолько, что под сомнением оказались вещи, которые
Я соскочил с табурета и завопил:
– Ну тогда я понял ВСЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
Они решили, что я дурака валяю. Однако это было не так – тогда, во время Рочестерской конференции, мне никак не удавалось справиться с нейтронно-протонными преобразованиями: у меня сходилось все, кроме них, однако если заменить ST-взаимодействие на VA-взаимодействие, объяснялся и их случай. Я получил непротиворечивую теорию!
В ту ночь я провел с ее помощью кучу расчетов. Первым делом я просчитал скорости распада моюна и нейтрона. Если моя теория была верна, эти скорости должно было связывать определенное соотношение, – и оно оказалось верным с точностью до 9 процентов. А 9 процентов – точность очень хорошая. Бывает, конечно, и лучше, однако и эта весьма недурна.
Затем я занялся проверкой кое-каких других вещей, все сходилось, в том числе и новые данные, – она здорово меня взволновала, эта сходимость новых данных. В первый и единственный за всю мою жизнь раз я получил новый закон природы, никому еще не известный. (Разумеется, это не совсем так, впоследствии выяснилось, что, по крайней мере, Марри Гелл-Манн, а также Сударшан и Маршак разработали аналогичную теорию, однако это моей радости не испортило.)
Раньше я занимался тем, что брал чью-нибудь теорию и совершенствовал использованный в ней метод вычислений или брал уравнение, такое, скажем, как уравнение Шредингера, и объяснял с его помощью некое физическое явление, например поведение гелия. То есть уравнение нам известно, явление тоже, но как первое работает применительно ко второму?
Я вспомнил о Дираке, который вывел новое уравнение, описывающее поведение электрона, – вот и у меня было новое уравнение бета-распада, не такое, конечно, важное, как дираковское, но тоже отнюдь не плохое. Как-никак, я открыл новый закон природы.
Я позвонил в Нью-Йорк сестре и поблагодарил ее за то, что она заставила меня прочитать тот доклад Ли и Янга на Рочестерской конференции. Тогда я чувствовал себя человеком отсталым, а теперь оказался в первых рядах, сделал открытие – и все благодаря ее совету. Я снова окунулся, так сказать, в физику и хотел сказать ей за это спасибо. И пояснил, что все у меня сходится с точностью до 9 процентов.
Взволнован я был сильно и продолжал проводить расчеты, и все, что когда-то казалось ни в какие ворота не лезущим, сходилось автоматически, без моих усилий.
Ночь шла, я работал, сидя за столиком у окна кухни, – времени было уже часа два или три. Я продолжал трудиться, результаты получались отличные, я весь ушел в это занятие, а за окном было темно, тихо… и вдруг от него донесся громкий звук – ТУК-ТУК-ТУК-ТУК. Я глянул в окно, а там чье-то
Это была одна хорошо мне знакомая дама, она рассердилась на меня за то, что я вернулся из отпуска и не позвонил ей сразу, чтобы об этом сообщить. Я впустил ее в дом, попытался объяснить, что страшно занят сейчас, что сделал открытие, что все это очень важно. И сказал:
– Очень тебя прошу, иди домой и дай мне все закончить.
А она ответила:
– Ничего, я тебе мешать не буду. Просто посижу в гостиной.
– Ладно, – говорю, – посиди, но имей в виду, я буду очень занят.