– Каштан.
Некоторые из заученных мной японских выражений оказались весьма действенными. Однажды нам пришлось очень долго дожидаться отправления автобуса, и кто-то сказал мне:
– Послушайте, Фейнман. Вы же знаете японский – попросите их поторопиться!
Я произнес:
– Хаяки! Хаяки! Икимашо! Икимашо! – что означает «Поехали! Поехали! Скорее! Скорее!»
И тут же понял, что с японским моим не все ладно. Учил-то я его по армейскому разговорнику и, видимо, произнесенные мной слова особой вежливостью не отличались, потому что все в отеле забегали, точно мыши, то и дело повторяя: «Да, сэр! Да, сэр!» – а автобус мигом тронулся в путь.
Наша конференция состояла из двух частей – одна проводилась в Токио, другая в Киото. Пока мы ехали автобусом в Киото, я рассказал моему другу Абрахаму Пайсу о японском отеле, и ему захотелось тоже пожить в таком. Мы остановились в отеле «Мияко», там были номера и в американском, и в японском стиле, – я и Пайс вместе поселились в японском.
Наутро обслуживавшая нас молодая женщина организует для нас купание – прямо в номере. А спустя некоторое время возвращается, неся поднос с завтраком. Одеться я к тому времени успел лишь частично. Увидев меня, она учтиво произносит: «Охайо, гозаи масу» – то есть «С добрым утром».
И тут из ванны вылезает Пайс, мокрый и голый. Японка поворачивается к нему, повторяет, не поведя даже бровью: «Охайо, гозаи масу», и ставит поднос на пол.
А Пайс, взглянув на меня, говорит:
– Боже, какие мы все-таки дикари!
Мы же понимали, что бы было, если бы американская горничная принесла завтрак в номер и обнаружила там совершенно голого мужчину. А в Японии это зрелище более чем привычное, вот мы и почувствовали, что японцы ушли в своем развитии много дальше нас и являются в этом отношении людьми куда более цивилизованными.
В то время я занимался теорией жидкого гелия – мне удалось из законов квантовой механики объяснить такое странное явление, как сверхтекучесть. Я очень гордился своим достижением и намеревался сделать о нем в Киото сообщение.
В предшествовавший моему выступлению вечер состоялся ужин, на котором я оказался сидящим рядом с профессором Онсагером, одним из первейших в мире специалистов по физике твердого тела и проблемам жидкого гелия. Человеком он был очень немногословным, но уж если открывал рот, то говорил нечто, исполненное глубокого смысла.
– Ну-с, Фейнман, – хрипловато сказал он мне, – как мне говорили, вы полагаете, что сумели разобраться в поведении жидкого гелия.
– Э-э, в общем, да…
– Хм.
И больше я за весь ужин не услышал от него ни слова! Не скажу, что этот разговор сильно меня ободрил.
На следующий день я сделал мое сообщение и в конце его повинился в том, что так пока и не понял, является ли переход жидкого гелия из одного фазового состояния в другое переходом первого рода (который совершается, когда при постоянной температуре плавится твердое тело или закипает жидкость) или второго (как в магнетизме, когда температура постоянно меняется).
После этого профессор Онсагер встал и мрачно заявил: