Уже под конец лета я получил первое настоящее конструкторское задание: мне нужно было придумать машину, которая строила бы непрерывную кривую по набору точек – точки поступали по одной каждые пятнадцать секунд от только что изобретенного в Англии устройства слежения за самолетами, которое называлось радар. До того времени мне никаких механизмов проектировать не приходилось, так что я немного испугался.
Я пошел к одному из наших ребят и сказал:
– Вот вы инженер-механик. Я этим делом никогда не занимался, однако мне только что дали задание…
– Да ерунда, – ответил он. – Сейчас я вам все объясню. Проектировщик должен знать два правила. Во-первых, трение во всяком подшипнике равно тому-то и тому-то, а в каждой шестереночной передаче – тому-то и тому-то. Зная эти величины, вы знаете, какое нужно прикладывать усилие, чтобы все у вас нормально вертелось. Во-вторых, когда передаточное число шестерни составляет, скажем, 2 к 1, а вы задумываетесь, не сделать ли его равным 10 к 5, или 24 к 12, или 48 к 24, эта проблема решается так. Вы берете «Бостонский каталог шестеренок» и выбираете из него те, что находятся в середине перечня. У тех, что стоят в самом начале, слишком много зубцов, они сложны в изготовлении – вообще, в самом начале стоят шестеренки с самыми тонкими зубьями. А у тех, что значатся в конце перечня, зубьев всего ничего, да и те часто ломаются. Так что лучше сразу лезть в середину.
В общем, машину я спроектировал и удовольствие при этом получил немалое. Всего-то и дела было: брать шестерни из середины каталога с помощью тех двух чисел, которые мне назвал коллега, находить моменты сил трения для каждой из них и, наконец, их все суммировать – и я обратился в инженера-механика!
По окончании лета армейское начальство не позволило мне вернуться в Принстон и снова заняться моей диссертацией. Оно мне и насчет патриотизма втолковывало, и обещало, если я останусь, поставить меня во главе большого проекта.
Проект, собственно, сводился к созданию примерно такой же машины – у них она называлась прибором для управления артиллерийским огнем, – только эта была попроще, потому что стрелку полагалось идти за целью в другом самолете, летящем на той же высоте. Стрелок должен был вводить в машину свою высоту и примерное расстояние до цели. А машина автоматически наводила пушку, определяла угол ее наклона и режим работы взрывателя.
В качестве руководителя проекта я должен был съездить на Абердинский испытательный полигон и получить там таблицы стрельб. Кое-какие предварительные данные уже имелись. Однако по тем высотам, на которых должны были летать наши самолеты, данных не было никаких. Я позвонил на полигон и поинтересовался, почему их нет, и тут выяснилось, что взрыватели, которые они намеревались использовать, не были снабжены часовым механизмом, – самые обычные пороховые взрыватели, которые на таких высотах только шипят, а взрываться не взрываются.
Я-то думал, что мне придется всего-навсего учитывать сопротивление воздуха на разных высотах. А выяснилось, что я должен изобрести машину, которая заставит в нужный момент взрываться снаряд, у которого нет взрывателя!
В общем, я решил, что эту задачу мне не осилить, и вернулся в Принстон.
Проверка нюха
Работая в Лос-Аламосе, я в свободное время часто навещал жену, которая лежала в больнице в Альбукерке, в нескольких часах езды от нас. Как-то раз я приехал туда, а меня к ней сразу не пустили, и я пошел в больничную библиотеку что-нибудь почитать.
И прочитал в журнале «Сайенс» статью о собаках-ищейках, о том, почему у них такой хороший нюх. Авторы статьи описывали поставленные ими опыты – ищейки определяли, к каким предметам прикасались те или иные люди, ну и так далее, – и я задумался: нюх у ищеек замечательный, они способны различать запахи самых разных людей и прочее. А
И когда меня пропустили к жене, я сказал ей:
– Давай поставим опыт. Вот стоят бутылки из-под кока-колы (у нее была упаковка из шести пустых бутылок, которые она собиралась вернуть изготовителям), – ты их уже пару дней не трогала, правильно?
– Правильно.
Я перенес упаковку на ее кровать, не прикасаясь к бутылкам, и сказал:
– Значит, так. Я сейчас выйду, а ты возьмешь одну из бутылок, пару минут подержишь ее в руках, а после вернешь на место. Потом я вернусь и попытаюсь ее угадать.
Я вышел, жена взяла бутылку, повертела ее в руках – довольно долго, я же все-таки не ищейка! Ищейки-то, если верить статье, мигом определяли, какую бутылку ты трогал.
Я возвратился назад, и оказалось, что все проще простого! Мне эту несчастную тару и нюхать не пришлось, потому что у нее, разумеется, была совсем другая температура. Все было ясно и без запаха. Подносишь бутылку поближе к лицу и понимаешь, что она повлажнее и потеплее прочих. В общем, опыт не удался, все было слишком очевидным.