К четырем я уже сидел за письменным столом в одной из лабораторий и занимался расчетами, пытаясь выяснить, ограничен ли этот конкретный метод полным количеством тока, создаваемого ионным потоком, ну и так далее. В подробности вдаваться не стану. В общем, у меня был письменный стол, была бумага, и я работал так усердно и торопливо, как только мог, чтобы дать ребятам, которые собирали аппаратуру, возможность ставить эксперименты прямо здесь.
Все происходило словно в кино, где какой-нибудь аппарат растет прямо у вас на глазах. Всякий раз, как я отрывал взгляд от стола, установка увеличивалась в размерах. Собственно, произошло вот что: все решили работать над этой проблемой, а свои научные исследования отложить на потом. Во время войны наука просто стояла на месте, если не считать того немногого, что делалось в Лос-Аламосе. Да и оно относилось не столько к науке, сколько к технике.
Оборудование брали из самых разных исследовательских проектов и монтировали на предмет создания установки, которая позволила бы проводить эксперименты – попытаться разделить изотопы урана. По той же самой причине забросил науку и я, хотя время от времени и брал шестинедельный отпуск, чтобы дописать диссертацию. Вообще-то говоря, я успел получить ученую степень перед самым отъездом в Лос-Аламос, так что не в таком уж находился и низу, как вам рассказывал.
Что было для меня особенно интересно в той принстонской работе, так это знакомство с великими людьми. До того я их в таких количествах не встречал. Там существовал экспертный совет, который должен был помогать нам и в работе, и в принятии окончательного решения относительно метода, которым мы попытаемся разделить изотопы. В совет входили такие люди, как Комптон и Толмен, Смит и Юри, Раби и Оппенгеймер. Меня включили в его состав потому, что я разбирался в теории нашего процесса разделения изотопов и мог отвечать на связанные с ней вопросы. Заседания совета происходили обычно так: кто-то высказывал определенную точку зрения, затем Комптон, к примеру, высказывал иную. Он говорил: это должно происходить вот
В итоге завязывался всеобщий спор. Меня удивляло и озадачивало, что Комптон если и высказывался, то слов своих никогда не повторял и на правоте не настаивал. В конечном счете Толмен, председатель совета, говорил:
– Ну хорошо, мы выслушали все доводы. На мой взгляд, довод Комптона наиболее убедителен. А теперь давайте продолжим.
Меня потрясало, что члены совета высказывали множество идей, каждый видел проблему с какой-то своей стороны, но при этом помнил, что говорили другие, а под конец выбиралась наилучшая идея, подводились итоги, – и никто ничего по три раза не повторял. Это действительно были великие люди.
В конце концов было решено, что наш метод для разделения изотопов урана использоваться
Вопрос стоял так: что делать дальше? Лос-Аламос принять нас пока не мог. Боб Уилсон старался потолковее использовать время ожидания и, в частности, послал меня в Чикаго выяснить, что удастся, относительно бомбы и связанных с ней проблем. Тогда мы в наших лабораториях смогли бы приступить к разработке оборудования, разного рода счетчиков, которые потом пригодятся в Лос-Аламосе. Так что время пройдет не впустую.
В Чикаго меня отправили с инструкцией посещать одну за другой каждую исследовательскую группу и говорить, что мне предстоит в ней работать, – ее члены подробно расскажут о своей проблеме, чтобы я мог не сходя с места приступить к работе, после чего я отправлюсь в другую группу и, в итоге, детально во всем разберусь. Идея была хороша, однако меня немного мучила совесть – люди будут старательно описывать мне свои затруднения, а я, выслушав их, откланяюсь, никакой помощи им не оказав. Впрочем, мне здорово повезло. Один из этих ребят рассказал о трудностях, с которыми он столкнулся, и я спросил: «А почему бы не сделать это, проведя дифференцирование под знаком интеграла?» И через полчаса он решил задачу, над которой его группа билась три месяца. Так что я все же принес кое-какую пользу благодаря моему «другому набору инструментов». Затем я вернулся в Принстон и рассказал о положении дел: какая энергия будет высвобождаться при взрыве, на что будет похожа бомба и так далее.
Помню, мой друг, работавший со мной математик Пол Олам, подошел ко мне после доклада и сказал:
– Когда обо всем этом станут снимать фильм, в нем будет показан человек, вернувшийся из Чикаго, чтобы сделать в Принстоне доклад о бомбе. На нем будет строгий костюм, в руке портфель, – а тут ты в грязной рубашке с короткими рукавами без всяких церемоний рассказываешь нам о таких серьезных и важных вещах.
Проволочки все тянулись, и Боб Уилсон отправился в Лос-Аламос выяснить, в чем дело. Приехав туда, он обнаружил, что строительная компания трудится не покладая рук и уже возвела кинотеатр и еще несколько зданий, а вот точных указаний насчет того, как строить лабораторию – сколько газовых труб к ней подвести, сколько водопроводных, – никто ей не дал. Уилсон остался там и прямо на месте сам принимал решения о необходимых для нашей работы количествах воды, газа и прочего, так что строительство лаборатории все же началось.
Когда он вернулся, все мы уже готовы были тронуться в путь, наше терпение лопнуло. Так что мы посовещались и решили, что все равно поедем туда, готова лаборатория или нет.
Кстати сказать, в отборе сотрудников принимал участие и Оппенгеймер, оказавшийся человеком очень чутким. Он принимал близко к сердцу наши личные проблемы. Его тревожило, например, положение моей больной туберкулезом жены, – будет ли там больница и так далее. Я тогда впервые познакомился с ним столь близко, чудесный был человек.
Нам велели вести себя предельно осторожно – не покупать, к примеру, билеты на поезд в самом Принстоне, поскольку вокзал там маленький, и, если все мы явимся на него и потребуем билеты до Альбукерке, штат Нью-Мексико, могут возникнуть подозрения, что в этом городе затевается нечто серьезное. Ну, все и купили билеты в других местах, – кроме меня, поскольку я решил: раз все приобретают билеты не здесь…
В общем, прихожу я на вокзал и говорю: «Мне нужен билет до Альбукерке, штат Нью-Мексико», а мне отвечают: «А, так это все
Так вот, когда мы туда приехали, жилые дома, общежития и прочее готовы еще не были. Собственно, и лаборатории тоже. Своим появлением раньше времени мы наделали шороху. Пришлось им торопить строителей, а для нас снимать в аренду расположенные в окрестностях ранчо. Поначалу мы на ранчо и жили, по утрам нас возили оттуда на работу. Первая такая поездка произвела на меня огромное впечатление. Человека с востока страны, мало по ней поездившего, красоты Нью-Мексико просто ошеломляют. Там такие высокие утесы, вы их, наверное, видели в фильмах. Поднимаясь на них, с удивлением обнаруживаешь, что попал на плоскогорье, на месу. Особенно меня потряс один случай: по дороге я сказал водителю, что тут, наверное, и индейцы живут, а он остановил машину, завернул за ближайшую скалу и показал мне пещеры индейцев, которые разрешалось осматривать. Очень было здорово.
Впервые попав на стройку, я увидел техническую зону, которую под конец должны были обнести забором, пока же она оставалась открытой. Вокруг собирались построить город, а потом и его обнести изгородью, куда больших размеров. Однако до конца строительства было еще далеко.
Мой друг и ассистент Пол Олам стоял в воротах с планшеткой, проверяя номера подъезжающих и отъезжающих грузовиков, и указывая, на какой участок доставить привезенные материалы.