Таков — в беглом очерке — один из самых общих историко-культурных и историко-литературных “контекстов понимания”, в которых имеет смысл рассматривать “Испытание человека” и последующую судьбу этой книги в Индии (Южной Азии).
4
Современный читатель (точнее: читатель, привыкший к нормам новоевропейской культуры), наряду с таким широким контекстом, несомненно захочет рассмотреть книгу и в контексте более узком, который можно назвать “контекстом авторской личности”. И здесь читателя постигнет разочарование: о личности Видьяпати, об обстоятельствах создания им данного текста и вообще о той конкретной культурно-исторической среде, в которой наш автор жил и творил, мы имеем очень мало достоверных сведений.
И дело здесь отнюдь не в “случайностях” истории, дело именно в “закономерностях” индийской культуры, в самой ее природе. В этой конкретной познавательной ситуации происходит своего рода конфликт между нашими привычками познания, обусловленными нашей культурой, и материей культуры иной. На этом конкретном примере ясно видна инаковость индийской культуры по отношению к новоевропейской.
Дело в том, что индийская культура сохраняла и передавала информацию сама о себе во многом иначе, чем культура европейская (отложившаяся в нашем сознании как норма). Само содержание информации зачастую было иным, так что мы теперь не можем извлечь из нее то, что хотели бы, что соответствовало бы нашим стандартам знания.
В частности, об авторах разного рода текстов (поэтических, религиозно-философских и т.д.), даже о таких авторах, имена которых были прославлены и окружены почетом и уважением, индийская традиция[507], как правило, сохраняла крайне мало информации, достоверной по нашим критериям[508]. Чаще всего современный исследователь имеет дело с таким тройным комплексом: 1) имя автора, 2) круг легенд, более или менее недостоверных, которые ассоциируются с этим именем, и 3) круг текстов, с большей или меньшей последовательностью приписываемых традицией данному имени[509]. Датировка авторов и текстов большей частью может быть произведена лишь по различным косвенным свидетельствам, потому что в самих текстах редко даются указания на время (даты) их сочинения (нет таких сведений и в “Испытании человека”). Здесь, несомненно, сказываются два важнейших свойства индийской культуры: иное, чем в Европе, отношение к истории, к историческому времени, и иное, чем в Европе, отношение к человеку и человеческой личности[510].
Историк индийской литературы нередко сталкивается с явлением, которое можно назвать символическим (или номинальным) авторством: имя некоего “автора”, ассоциируемое традицией с теми или иными текстами, при ближайшем рассмотрении оказывается — в этой традиции — не столько знаком какой-либо реальной исторической личности, сколько знаком легенды или, выражаясь более пространно и точно, знаком легендарного авторского образа. Иными словами, для индийской традиции (для традиционного индийского читательского восприятия) “авторское имя” означало не столько (или совсем не) соотнесение того или иного текста с некой исторически конкретной личностью, локализованной во времени и пространстве, сколько (или всего лишь) соотнесение этого текста с неким “образом автора”, локализованного во вневременном (легендарном или даже мифологическом) “пространстве”. Современный исследователь иногда может найти достаточно достоверную информацию о той реальной исторической личности, которая послужила “источником” (основой) для того или иного легендарного (символического) “образа автора” (таких “источников”-основ может быть и несколько), но отнюдь не всегда подобные поиски результативны[511].
Имя Видьяпати представляет собой несколько особый, сложный (хотя и отнюдь не уникальный для Индии) случай. Судьба этого имени и связанных с ним текстов лишний раз показывает многообразие, многосоставность того, что называется индийской культурой и индийской литературой.
Под именем Видьяпати до нас дошли разнообразные тексты (и в рукописном виде, и в устной передаче) на нескольких индийских языках[512]. Наибольшую (международную!) славу принесли этому имени короткие поэтические тексты (условно говоря, “песни”, а точнее — стихотворения, предназначенные для пения) кришнаитского содержания, написанные на бенгальском языке или на особом поэтическом языке бенгальских кришнаитов[513] — брадж-були[514]. Наследником этой традиции был знаменитый бенгальский поэт Рабиндранат Тагор (1861— 1941), первым в Азии получивший (в 1913 г.) Нобелевскую премию по литературе[515]. Бенгальские “песни” Видьяпати более всего переводились на английский язык[516]. В сегодняшнем индийском сознании продолжает существовать образ Видьяпати, поэта-кришнаита, стоящего в ряду других имен поэтов-бхактов (т.е. поэтов, воспевавших то или иное божество)[517].
Однако в результате научных изысканий выяснилось, что у бенгальских кришнаитов имя Видьяпати было именем символическим, знаком легендарного авторского образа. Бенгальские “песни”, приписываемые Видьяпати, принадлежат скорее всего нескольким разным авторам, о которых, как правило, нет никакой достоверной информации (поскольку бенгальским кришнаитам таковая не требовалась).
Некоторые из “песен Видьяпати”, бытующих у бенгальских кришнаитов, как выяснилось, пришли в Бенгалию из соседней с ней области, Митхилы, и первоначально были написаны на тамошнем языке, майтхили[518]. В Бенгалии их язык был несколько бенгализирован[519], а содержание — истолковано в кришнаитском духе, который исходно мог в них и отсутствовать. В самой Митхиле, в ее фольклоре, до сих пор бытуют самые разнообразные “песни”, помеченные (“подписанные”) именем Видьяпати. Здесь это имя также имеет в основном символическое значение (или даже несколько символических значений), отличное (отличные) от того, которое засвидетельствовано в бенгальской традиции. В Митхиле бытуют также различные легенды о Видьяпати, оценить историческую достоверность которых довольно затруднительно[520].
Вместе с тем исследователям, в основном уже в XX в., удалось найти (и в самой Митхиле, и в соседнем Непале) небольшое число рукописей с “песнями” на майтхили “за подписью” Видьяпати. В этих рукописных источниках обнаружились и прототипы нескольких “песен”, попавших в Бенгалию и там переосмысленных, и прототипы некоторых “песен”, попавших в митхильский фольклор. О том, что автор по имени Видьяпати сочинил на санскрите книгу под названием “Испытание человека”, было известно еще с начала XIX в. (поскольку тогда вышли переводы этой книги на бенгальский язык — см. ниже). Позже были найдены (опять-таки в Митхиле и Непале) рукописи других сочинений Видьяпати на санскрите и “авахаттха” (апабхранша). Исследователи располагают теперь и некоторыми другими источниками по истории Митхилы времен Видьяпати (рукописными, эпиграфическими, нумизматическими и т.д.)[521]. В целом можно сказать, что имя Видьяпати для нас уже не просто знак неких символических авторских образов, но и знак реальной исторической личности, сколь ни мало мы знаем об этой личности конкретного и достоверного. Вкратце то, что мы действительно знаем более или менее достоверно о Видьяпати как исторической личности, можно изложить так.
Он родился, по-видимому, в последние десятилетия XIV в. (вряд ли ранее 1380 г.) и дожил по крайней мере до 50-х годов следующего, XV в.[522] Для старинного индийского автора — это датировка с завидной степенью определенности: с точностью до десятилетий. Иных авторов (даже, например, такого прославленного, как Калидаса) удается датировать лишь с точность “плюс-минус столетия”.
Место жизни и творчества нашего[523] Видьяпати также определяется с завидной (для индийской культуры) точностью. Это, как уже сказано, Митхила — историческая область на севере южноазиатского субконтинента, охватывающая северную часть нынешнего штата Бихар Республики Индии и некоторые южные приграничные территории королевства Непал[524]. К этой же исторической области в разные эпохи прилагались еще два имени:
В индийских преданиях и в индийской истории Митхила занимает немаловажное место. Здесь достаточно упомянуть, что главная героиня “Рамаяны”, царевна Сита, была родом именно из Митхилы и поэтому одно из ее имен —
В XII—XIV вв. в Митхиле правили раджи так называемой карнатакской династии (имя указывает на их происхождение из “Карнатака”, т.е. из Южной Индии). Основателем этой династии называют раджу по имени Наньядэва, который упоминается в “Рассказе о герое воинственном” (№ 3) у Видьяпати. Исторические источники донесли до нас в общей сложности около десяти имен раджей “карнатакской” династии, но, по выражению современного индийского историка Р.Ч. Маджумдара, оные раджи — “в основном призрачные личности, о которых мало что известно”[525]. По-видимому, наиболее выдающимся (а может быть, и последним по времени) раджей этой династии был некий Харисинха (или Харасинха), правивший в начале XIV в. В сочинениях мусульманских историков Индии остались свидетельства (правда, разноречивые) о том, что делийский султан Гийяс-уд-дин Туглук в годы правления этого раджи вторгся в Митхилу (Тирхут) и как будто даже изгнал Харисинху из его княжества. Случилось это в 1324 или 1325 г. Раджа Харисинха (он же Харасинха) так или иначе упоминается в трех “рассказах” “Испытания человека” (№ 8, 11, 22)[526].
Примерно с середины XIV по начало XVI в. в Митхиле правила так называемая оинийская династия (по названию деревни Оини, откуда был родом основатель этой династии). В XIV в. раджи этой династии, по-видимому, признавали над собой верховную власть делийских султанов, а в XV в. (в эпоху упадка Делийского султаната) — верховную власть соседнего Джаунпурского султаната.
Как утверждают предания (и что подтверждают те скупые сведения о себе, которые наш автор приводит в своих сочинениях), Видьяпати был придворным пандитом (ученым)[527] и поэтом при нескольких раджах оинийской династии. Об этой династии в целом мы мало что знаем, и большинство сведений о ней почерпывается из трудов самого Видьяпати[528].
Помимо “песен” на майтхили, наш Видьяпати сочинил, судя по имеющимся сведениям, около полутора десятка произведений на санскрите и апабхранша. Почти в каждом из этих произведений указывается, по повелению какого из раджей оно сочинено, а часто еще и описываются родственные связи и последовательность правления этих раджей (см., например, заключительные строфы в “Испытании человека”). Таким образом, можно установить относительную хронологию этих произведений (хотя и не всегда бесспорную), а в некоторых случаях даже и абсолютную (в известных пределах).
Так, одним из ранних произведений Видьяпати, несомненно, следует счесть поэму под названием ”Кирти-лата” (“Лиана славы”). Как уже сказано, она написана на языке, который сам Видьяпати называет “авахаттха” и который лингвисты по ныне принятой терминологии называют поздним апабхранша. В этой поэме повествуется о том, как два митхильских принца из оинийской династии, Вирасинха и Киртисинха, обращаются за помощью к султану Ибрахиму, правившему в городе под названием “Джонапура”, чтобы изгнать из Митхилы некоего мусульманина по имени Аслан, убившего их отца, раджу Ганешвару, и узурпировавшего власть в княжестве. Султан Ибрахим помогает принцам изгнать узурпатора и возвращает Киртисинхе отцовский трон. Прообразом этого султана, по-видимому, послужил Джаунпурский султан Ибрахим Шарки (правил в 1402— 1436 гг.). Исторические события, отраженные в поэме, вероятней всего произошли в начальный период его правления. Впрочем, надежность поэмы “Лиана славы” как источника по реальной политической истории Митхилы довольно сомнительна. Но несомненна ее ценность как источника по истории культуры Северной Индии XV в. (в частности, по истории отношений между индусами и мусульманами), а также как литературного и лингвистического памятника. В частности, “Лиана славы” могла бы бросить дополнительный свет и на “Испытание человека”. Но, к сожалению, изучена эта поэма пока недостаточно[529].
ebooksa