К концу 1694 г. Конгрив закончил новую комедию «Любовь за любовь» («Love for Love»). Премьера ее состоялась, однако, несколько позднее из-за актерского бунта, который произошел в театре Друри-Лейн (см. примечание 4 к комедии «Любовь за любовь»). В своей «Апологии», интересных и увлекательно написанных мемуарах, Колли Сиббер подробно описывает конфликт между владельцами театра и труппой, который закончился победой актеров: 25 марта 1695 г. король выдал Томасу Беттертону патент на организацию и устройство театра, а 30 апреля новая труппа, куда вошли лучшие актеры Друри-Лейн, открыла свой первый сезон на площади Линколнз-Инн-Филдз в помещении крытого теннисного корта, наскоро переделанного на средства публики[413].
Премьера комедии «Любовь за любовь» прошла с большим успехом. Конгрив вскоре становится пайщиком театра, обязуясь писать для труппы одну комедию в год.
Материальное положение Конгрива значительно улучшилось. К тому же, 6 июня 1695 г. он получил акциз на регистрацию лондонских извозчиков, что приносило немалый доход. Едва ли столь выгодная синекура (как, впрочем, и все остальные, которые он получал) была пожалована Конгриву за его комедии. Придворные круги видели в нем, прежде всего, сторонника и защитника режима Вильгельма III Оранского, которому Конгрив посвящал оды и элегии[414], следуя примеру Драйдена, прославившего царствование Карла II и Якова II.
Трагедия «Невеста в трауре» («The Mourning Bride») (февраль 1697 г.) явилась еще одним доказательством верности Конгрива партии вигов: драматург создал «вигский миф о восстании против тирании, которому надлежало нейтрализовать аналогичный миф, созданный Драйденом для партии тори»[415]. Современный зритель без труда узнавал в благородной Альмерии и ее супруге Альфонсо Вильгельма III Оранского и королеву Марию, одержавших победу над тираном Яковом II. «Невеста в трауре» посвящалась сестре королевы, принцессе Анне, «о добродетелях которой драматург дерзнул поведать читателям». Трагедия получила высокую оценку современников, которые распознали в ней политический миф, воспевающий подвиги «защитника свободы в Европе» Вильгельма III: благодаря ему, как утверждали виги, Англия, сняв траур, заново переживала эпоху расцвета[416].
1698 год был в известном смысле знаменательным в истории английского театра и драматургии: 5 марта проповедник Джереми Колльер опубликовал свой памфлет-декларацию «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены», где явно с буржуазных позиций критиковал комедию Реставрации. Пьесы Драйдена, Уичерли, Конгрива, Ванбру, Дюрфея, Отвея вызывали гнев Колльера. В своем памфлете он обличает «распущенность» театра, его «кощунство», «насмешки над духовенством», «безнравственность, поощряемую сценой».
«Истинное назначение театра, — писал Колльер, — поощрять добродетель, противодействовать пороку, изображать шаткость человеческого величия, внезапные перемены судьбы и пагубные последствия насилия, несправедливости и гордыни. Представлять безрассудство, коварство и вообще все дурное в таком свете, чтобы они вызывали полное к ним презрение». Настойчиво требуя реформы театра, Колльер подчеркивал, что «ничто не может быть вреднее для благочестия и религии, чем театр; театр покровительствует таким страстям и награждает такие пороки, которые противны разуму»[417].
Книга Колльера вызвала горячую дискуссию. Много возражений возникло, конечно, со стороны драматургов[418], но памфлет Колльера оказал не только эмоциональное воздействие на литературные и театральные круги — он привел и к практическим последствиям. Комедии типа тех, которые создавали Уичерли или Этеридж, едва ли могли теперь идти на подмостках английских театров. Постепенно господствующее положение на сцене заняли драматические произведения, чей пафос заключался в утверждении и восхвалении буржуазных добродетелей — бережливости, набожности, практицизма.
Сила Колльера заключалась в том, что его взгляды встретили поддержку у нового, третьесословного зрителя, который мало-помалу теснил светских щеголей и щеголих, прочно завоевывая свое место в театре.
И, надо отметить, зрители-буржуа умели весьма решительно выражать свое мнение по поводу того или иного спектакля, определять успех или неуспех любой пьесы. Положение английских театров в первые годы нового века было довольно тяжелым: хотя число памфлетов чисто «колльеровского» характера, полных нападок на современную сцену, и уменьшилось, жизнь различных трупп по-прежнему оставалась тревожной. Многочисленные общества по исправлению нравов зорко следили за репертуаром ведущих лондонских театров, угрожая даже таким знаменитым актерам, как Томас Беттертон, Элизабет Барри и Энн Брейсгердл, суровой расправой «в случае неповиновения и распространения непристойности и богохульства на сцене». Нередко ревнители нравственности от слов переходили к делу: летом 1702 г., например, на Варфоломеевской ярмарке были запрещены все спектакли и «прочие нечестивые зрелища».
Три месяца спустя Конгрнв ответил на обвинения Колльера в памфлете «Поправки к ложным и искаженным цитатам мистера Колльера»[419], где изложил свои взгляды на искусство комедии, задачей которой, по мнению Конгрива, было не только развлекать, но и наставлять.
Премьера последней комедии Конгрива «Так поступают в свете» («The Way of the World») состоялась 5 марта 1700 г. в театре Линколнз-Инн-Филдз. Спустя несколько дней Драйден писал другу: «Новая комедия Конгрива прошла с небольшим успехом, хотя заслуживает большего»[420]. Аристократический Лондон не мог простить драматургу тот сарказм, с которым он изобразил светское общество. Одним критикам казалось, что сатирические краски превалировали в общей цветовой гамме и пьесы и спектакля; другим — что Конгрив слишком много внимания уделил диалогу в ущерб более тщательной разработке сюжета. В «Посвящении» к комедии Конгрив не без сарказма писал: «Пьеса эта имела успех у зрителей вопреки моим ожиданиям; ибо она лишь в малой степени была назначена удовлетворять вкусам, которые, по всему судя, господствуют нынче в зале».
Расстроенный неудачей, Конгрив, должно быть открыто заявил, что не намерен более писать для театра: некоторое время спустя, анонимный автор книги «Сравнение двух сцен» писал, что не станет анализировать последнюю комедию Конгрива, поскольку ее автор «навсегда порвал со сценой и (в поэтическом смысле) умер...»[421]
Действительно, Конгрив перестает писать для драматического театра. Что было тому причиной — неизвестно. Усталость и недомогание? Подагра и все ухудшающееся зрение? Возможно. Скорее всего, однако, нежелание вновь вступать в «непрерывную войну с плутами и глупцами»[422], повадки которых драматург так точно запечатлел в своих комедиях.
Джон Драйден умер в мае 1700 г. В своем последнем сочинении — прологу к придворной «маске» — он обвинял век ушедший в стяжательстве и обмане, призывая новорожденное столетие «начать все заново».
Словно повинуясь совету признанного мэтра драматургии, Конгрив «начинает заново» и обращается к жанру доныне ему незнакомому: он создает либретто к оперно-балетному представлению, «маске», «Суд Париса». Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Стихия музыки всегда была близка Конгриву. Он обучался игре на различных инструментах еще в годы пребывания в Тринити-колледже, стал участником любительского оркестра юридической корпорации Миддл-Темпл. Тесная дружба связывала Конгрива с такими композиторами эпохи, как Генри Перселл, Джон Эккелз, Годфри Фингер, Джон Уэлдон. Частыми и желанными гостями в доме Конгрива были певцы Джеймс Бауэн и Арабелла Хант. Даже в частной и деловой переписке Конгрива нет-нет да и мелькнет «музыкальный образ»: то он сравнивает застывшие и красные от мороза носы лондонцев с фаготами, то бездушных и черствых людей — со скрипками, у которых оборваны струны[423].
В 1700 г. «Лондон газетт» объявила конкурс на лучшую музыку к либретто Конгрива, установив первую премию в размере 200 фунтов. Победителем конкурса стал известный композитор Джон Уэлдон, вторую премию получил Джон Эккелз, который и ранее сотрудничал с Конгривом, сочинив музыку к комедиям «Любовь за любовь» и «Так поступают в свете»[424]. Премьера «Суда Париса» состоялась в 1701 г. в театре Дорсет-Гарден. Конгрив с радостью сообщает об успехе спектакля своему другу Джозефу Килли, описывая театр, публику, актеров[425]. Роль Венеры исполняла любимая актриса драматурга Энн Брейсгердл, вокальные способности которой не уступали ее драматическому таланту.
В 1703 г. в личной жизни Конгрива происходят значительные изменения: он знакомится с Генриеттой, герцогиней Мальборо, леди Годолфин, и становится ее близким другом. Чувство было взаимным. Несмотря на протесты матери, энергичной и влиятельной герцогини Сары Мальборо, Генриетта навсегда связывает свою жизнь с Конгривом. Спустя несколько лет у них родилась дочь[426].
Жизнь Конгрива поистине начинается заново. Вялость, апатия сменяются подъемом душевных сил. Вместе с Джоном Ванбру и Уильямом Уолшем Конгрив принимается за перевод комедии Мольера «Господин де Пурсоньяк»[427]; пишет прологи и эпилоги к драматическим и оперным спектаклям, сочиняет стихи.
В декабре 1704 г. Конгрив вместе с драматургом и архитектором Джоном Ванбру становится владельцем Театра Королевы в Хеймаркете, выстроенного по проекту самого Ванбру. В королевском указе отмечалось, что новая труппа комедиантов создается с единственной целью «исправить пошатнувшиеся нравы века и способствовать очищению английской сцены от безнравственности и порочности». Комедианты должны были исполнять «для удовольствия и на радость ее королевского величества комедии, трагедии, оперы, интермедии, а также другие театральные и музыкальные представления»[428]. В помещении Хеймаркета работали практически две труппы — драматическая, возглавляемая Томасом Беттертоном, и оперная, состоявшая в основном из певцов-итальянцев, прочно обосновавшихся к тому времени в Лондоне и пользовавшихся популярностью, главным образом, в придворных и аристократических кругах. Но театр в Хеймаркете не оправдал надежд своих владельцев: его акустика годилась лишь для оперных спектаклей, голоса драматических актеров звучали, по словам Колли Сиббера, как «эхо в куполе собора во время многолюдной службы»[429]. Вскоре драматической труппе театра пришлось вернуться в помещение Линколнз-Инн-Филдза.
Связи Конгрива с «Кит-Крт» клубом не прекращались. Благодаря помощи друзей-вигов он получил акциз на продажу вина, а несколько позже, в 1714 г. — место секретаря по делам Ямайки, что приносило 700 фунтов в год, сумму по тем временам немалую.
ebooksa