Я понимаю, что она шутит, но при этом осознаю, что в этой шутке кроется зерно реальности. Это страх, что бездетность навсегда отдалит тебя от друзей-родителей. Это недостаток бездетных женщин в культуре и нашем обществе. Это опасение, что отсутствие ребенка способно сделать тебя подозрительной, жалкой или смешной в глазах людей с детьми. В шелухе этой шутки прячется орешек, который я жажду расколоть. Решение, конечно же, есть, существует способ избежать боли, зависти и паники, которые так часто идут в кильватере родительства и делят взрослых на «размноженцев» и чайлдфри. Он потребует денег, времени и ликвидации патриархальности. Но разве бывает иначе? Чтобы снести стены, угнетающие жизнь, нужно изменить финансовый, культурный, социальный и институциональный дисбаланс, который насильно разгоняет родителей и не-родителей по параллельно существующим, взаимно непонятным бункерам. Вот крохотный пример: представьте, что работодатель собрался открыть бесплатные круглосуточные ясли. Это, поверьте, могло бы стать революционным шагом.
Это означает, что молодые матери получают шанс вернуться к работе, даже без высокого дохода, который необходим сегодня для оплаты убийственных счетов за ясли. Это означало бы, что женщины, которые хотят продолжать грудное вскармливание дольше, могли бы работать по более гибкому расписанию (может, даже задерживаясь на работе). Они могли бы продолжать профессиональную подготовку и поддерживать квалификацию. Они могли бы в какие-то дни обедать вместе с ребенком и день за днем строить отношения с ключевыми сотрудниками, а в другие дни обедать с коллегами и болтать об офисных сплетнях, вчерашней телепрограмме, неприемлемой температуре кондиционированного воздуха или о том, кто с кем расстался. Так создается та самая социальная ткань, благодаря которой коллеги воспринимаются как друзья.
Одним этим небольшим изменением в современной системе трудоустройства вернули бы родителей в социальную и экономическую жизнь, не ущемив ни одной из тех свобод и возможностей, которые есть у бездетных. Мы вовлекли бы всех сотрудников в ежедневный контакт с маленькими детьми и таким образом сломали бы хребет культурному принципу «с глаз долой, из сердца вон», позволяющему рассматривать первые пару лет жизни любого человека как дело частное и несущественное. Мы могли бы дать людям, не имеющим детей, но желающим их когда-нибудь родить, шанс ежедневно сосуществовать с целой кучей детей и тем самым проверить чувства в отношении родительства более осязаемым прозаичным способом. Буквально сунув малышей в лицо работодателям, мы сделаем менее социально приемлемыми введение и сохранение практик трудоустройства, которые проводят дискриминацию против родителей. Говорить женщине, что она должна работать в обеденный перерыв, а потом уходить в туалет для инвалидов, чтобы сцедить молоко, – одно дело. Говорить ей, что она не может пойти покормить голодного ребенка, находящегося в двадцати метрах от нее, – совсем другое.
Да, пришлось бы адаптировать мир взрослых, чтобы сделать его более благоприятным для детей. Но учитывая нынешние темпы роста психических заболеваний, связанных с работой, действительно ли это так плохо? По данным социологического исследования рабочей силы и отчета управления по охране труда Великобритании, в прошлом году 602 000 трудящихся страдали от связанных с работой стрессов, депрессии или тревожности; 12,8 млн рабочих дней были потеряны из-за все тех же стрессов, депрессии или тревожности, связанных с работой29. Система в ее сегодняшнем состоянии просто не работает. Нам необходимо изменить ее ради общего блага, а не только ради людей, которым в настоящее время приходится тяжелее всех.
Как выразилась однажды в жаркий банковский выходной, когда мы гуляли по Эппинг-Форест, моя подруга Лорен, профессиональный нейробиолог, в ее сфере деятельности «полно несчастливых женщин, поскольку, чтобы развиваться в системе, спроектированной и в основном управляемой мужчинами, они пытаются жить как мужчины».
– Поскольку белые женщины ближе всех подбираются к «победе» в этой игре, мы больше всех рискуем упустить из виду факт, что игра сломана, – сказала Лорен, вручая моему сыну очередной листик, пока идем по вьющейся тропке, обрамленной деревьями. – Нам нужно разобрать ее на части и собрать заново.
Лорен не только регулярно объясняет устройство роговицы, но и является одной из тех, кто помогает мне сохранить рассудок, честность и волю к борьбе. Система трудоустройства сломана, современное рабочее место не годится для женщин (да и для мужчин тоже), высокодоходные и высокостатусные должности изначально не рассчитаны на инвалидов, цветных, людей с особыми потребностями и «нетрадиционной» биографией. Тот факт, что люди вроде меня осознают это лишь когда нас пинками вышвыривают из «круга избранных» за смелость родить, говорит о неотъемлемой привилегированности. Но это должно давать нам волю и стремление ниспровергнуть систему и заново отстраивать ее, камень за камнем, пока она не приведется в порядок.
Когда мы с Ником в конце того лета дозрели до возвращения в Лондон, мы оба решили податься в учителя (в свое время то же сделали наши матери, и нам всегда сулили этот путь), а я как никогда страстно хотела начать пытаться зачать ребенка. «Мы пережили приключение, – думала я. – Мы уже пожили жизнью без ответственности, не заморачиваясь мыслями о будущем». Пришла пора вернуться домой и стать частью чего-то – общества, школы и семьи.
Людям случается создавать и гораздо большее из гораздо меньшего.
10. Дареный конь
К тому моменты, как кто-то заметил в траве иглу для инъекций, нас было семеро. Семь женщин в топиках пастельных тонов и кедах сидели на разноцветных одеялах, поглядывая голодными глазами на покрытые испариной помидорчики-черри и нагревшиеся на солнце чипсы. Семь бездетных женщин в парке, залитом пятнистым солнечным светом, гадали, насколько низко сползли с бедер брюки и какие трусы, выставленные сейчас на обозрение, они надели, подходящий ли подарок купили, когда в последний раз ели маршмеллоу и куда здесь можно пойти пописать. Семь малознакомых друг с другом женщин, собранных вместе отпраздновать радость/плодовитость/предательство (ненужное вычеркнуть) близкой подруги. Внезапно одна из приглашенных наклонилась, держа бумажную салфетку в руке, и осторожно вытянула из травы у наших ног шприц с надетой на него иглой.
– Ой, как мило! – ляпаю я, глядя на иглу. – Первый укольчик для малыша!
Среди нервных смешков ловлю взгляд одной из нас, которая смотрит так, будто я только что использовала ее волосы вместо носового платка. Улыбаюсь извиняющейся улыбкой и делаю вид, что роюсь в сумке, ища что-то важное.
Надеюсь, я не взорву слишком много розовых и голубых мыльных пузырей, если скажу, что праздник в честь будущих мамочек имеет привкус адских мук в пастельных тонах. Особенно рельефным твое состояние «потока» становится, когда смотришь, как закадычная собутыльница сидит, округлившаяся и румяненькая, на светло-зеленом пледике, вскрывая один за другим свертки с пинетками, вязаными шапочками, прокладками для груди и стерилизаторами для бутылочек. А ты машинально нашариваешь сигарету и гадаешь, сколько дней осталось до очередных месячных. Это знаменует самое резкое разделение между гедонистками и домохозяйками и, кажется, бессознательно поощряет критику с обеих сторон. Когда-то вы вместе проходили все: учебу, работу, моду на джинсы буткат[24], секс без обязательств и кухонные наборы
И вдруг ты смотришь на подруг поверх гобелена из покрывал для диванов и вязаных чепчиков, гадая, ненавидят ли они тебя, жалеют ли и, вообще, осталось ли хоть что-нибудь общее с этими людьми.
Когда я росла, никто не устраивал беби-шауэров. Да и термин этот я слышала только в американских телесериалах, наряду со «смесителем»[25], «покетбуком» и «свиданием» (последнее было особенно дьявольской загадкой: британский путь к любви пролегал, как я знала, через пьяный до изумления одноразовый секс, неловкий поцелуй на прощанье на пороге и, может быть, встречу в баре спустя несколько дней, чтобы все-таки познакомиться, а потом решить, хотите ли «встречаться»). Я также не ходила ни на какие крестины, поскольку мои родители и их друзья исповедовали благодушно-бездеятельный философский принцип «пусть выберет религию, какую захочет, когда подрастет». Разумеется, очень немногие, дожив до семнадцати лет, проснулись с воплем: «Я буду иудейкой!» Или до двадцати трех – и однажды в воскресенье объявили: «Католицизм – это мое!» Но, как я и говорю, это подход благодушный, он совершенно точно избавил меня от запутанных, враждебных отношений с религией, с которыми никак не могут разобраться сверстники, чья индоктринация[26] более официальна.
Во все дальше отмежевывающемся от религии потребительском обществе праздник в честь будущей матери, он же беби-шауэр, похоже, ввинтился в дыру, оставленную более официальными религиозными церемониями типа намакараны[27], крещения или брит-мила[28]. Может, когда-то мы и стояли свидетелями под каменными сводами или шептали имя младенца ему на ухо рядом со священным огнем.
Сегодняшних младенцев приглашают в этот мир купленными в магазине ползунками, кремом для сосков, одеяльцами с вентиляцией и кофточками с воротом-конвертиком (друзья, берите на заметку: их можно стаскивать как через голову, так и через ноги, чтобы раздеть детку, не размазав дерьмо по волосам; мы обнаружили эту возможность только спустя четыре месяца и несколько дерьмологических инцидентов). Даже зачерствелая антиконсьюмеристка[29] и эко-воительница вроде меня не может попрекнуть людей за желание покупать детские вещички: они маленькие, миленькие, красочные и напоминают о нашей собственной невинности и детских страстных желаниях.
Ты хочешь подарить беременной подруге книжку «Винни-Пух», поскольку помнишь, как была маленькой и тебе читали ее, заботились о тебе, ты была в безопасности.
Хочется связать для нее детское одеяльце, потому как однажды на уютных зимних каникулах в «доме на колесах» в Ирландии бабушка учила тебя вязать. Ты хочешь купить ей маленького мехового тигренка, ведь за всю жизнь ничто так не восхищало и не восторгало тебя, как сценка из книги «Тигр, который пришел на чай», где родители ведут Софи пить чай в кафе и она надевает пальтишко прямо на ночную рубашку.