Империя мертвецов

– Батлер – человек с Юга. Он прославился тем, что прорвал блокаду Севера, но первым обратил внимание на новаторскую промышленность и производство. Он предрекал Югу поражение, за что консервативные плантаторы его люто невзлюбили. Загадочный человек. Саркастичен, но все же идет воевать за Юг, хотя и видит его обреченность, и оказывается в лагере побежденных. После войны вы начали заниматься торговлей по всей Атлантике, сколотили богатство. С самой гражданской войны занимались экспортом и импортом оружия, поэтому связи позволили вам проникнуть в «Пинкертон». Для того чтобы…

Батлер взмахнул рукой, прерывая меня. Потянулся к шкатулке перед Пятницей и достал оттуда сигару. Затем прилег на кушетку, вытянул ноги, изящно обрезал головку и закурил. Под пристальным вниманием всех присутствующих он расслабленно затянулся и все под тем же пристальным вниманием выпустил облако дыма. Барнаби шагнул было к нему, но я остановил его взглядом, и как раз тут Батлер наконец заговорил.

– Неловко признаваться, но у меня не очень задалась супружеская жизнь. Я вошел в контакт с «Пинкертоном» вскоре после того, как моей дочери…

Он запнулся, перевел взгляд на Адали, и какое-то время они глядели друг на друга.

– …после того, как моей дочери не стало. Когда я потерял свою малышку, какое-то время не мог совершенно ни за что взяться. Все думал: «Чем я занимался всю жизнь?» Понимаете, я рьяный сторонник прогресса. Мне не понять южан. На них с Севера наступают мертвецы, а эти блаженные несутся им навстречу благородной конницей. И все же во мне течет южная кровь. Иногда эта неоспоримая истина бывала мне даже отвратительна. Особенно когда меня охватывало стремление к справедливости и красоте и я становился глух к голосу рассудка и выгоды. Мне было приятно отдаваться во власть этого чувства. Но я стыдился этого и равнялся на мертвецов. Вот кто не испытывает чувств и просто молча выполняет приказы.

Он выпустил еще облако дыма.

– Как раз тогда я и познакомился с Адали. Повстречал ее в лаборатории Томаса Эдисона, когда достиг предела отчаяния. Я тогда буквально сходил с ума и пришел к знаменитому изобретателю спросить, возможно ли сделаться мертвецом еще до смерти. Не умереть и воскреснуть, а умереть, оставаясь при этом в живых. Потому что именно так я себя в то время ощущал. Знал, что со временем оправлюсь от горя, но решил, что навеки застыть в таком состоянии – достойная для меня кара. Эдисон поднял меня на смех. Сказал: «Свобода – в отсутствии выбора». И представил меня ей. Мол, если ищете смерти, то лучше отправляйтесь в путешествие. Он потребовал половину моего состояния, но мне такой мелочи было не жалко.

Батлер уронил руку на кушетку, а его взгляд затерялся среди дыма.

– Я не мог без войны. С тех пор мы с Адали побывали во многих неспокойных краях. Со временем это переросло в работу на «Пинкертон». Я постепенно начал понимать мертвецов – похоже на то, как учиться управлять лошадьми. Когда я начал четко различать их между собой, то осознал, что у них есть своя система. Это не просто куклы: они по-своему существуют в этом мире, только не так, как люди. Тоже подчиняются законам природы. В этом отношении мы ничем не отличаемся от них. Они чувствуют, как лучше поступить в конкретной ситуации, и послушно следуют приказам. Не от живых людей, а от самого мироздания. Если живые чем и отличаются от мертвецов, так только тем, что полагают, будто сами что-то решают. Нам нравится себя дурачить. А раз так, то становиться мертвецом особого смысла нет.

– Напомните, пожалуйста, о чем мы говорили? – покачала головой Адали.

– Ах да. О ней же… Об Адали, – сказал Батлер, глядя на девушку так, будто ее в комнате нет. – Она… феноменальный счетчик. Да… Феноменальный счетчик.

Он отчего-то замялся.

– Я полагаю, весь этот план она разработала для меня. Потому что уверена, что я ненавижу Гранта – до такой степени, что хочу его убить. И к моей величайшей досаде, это чистая правда. Но делать этого я не намерен. Конечно, я не могу простить человека, который разрушил Юг. Но мы с ним вместе пили, болтали, смеялись. И я делал это не для того, чтобы усыпить его бдительность. И вот этого наш феноменальный счетчик как раз постичь и не в силах. Она убеждена, что я только и выискиваю возможность убить Гранта. Талант к хладнокровным расчетам не дает ей интерпретировать мое поведение иначе. Если позволите, это тоже своего рода спектр. Она способна только допустить, что мне мало отрезать голову спящему и я хочу извлечь из этой смерти максимальную выгоду, а еще умеет вычислить вероятность успеха. Я бы взялся за оружие, как и полагается южанину, только если бы Грант согласился на дуэль. Но она этого не понимает, ведь дуэль с точки зрения преимущества над противником – затея сомнительная. Я не хочу, чтобы Гранта убили. Но мои слова не достигают ее сознания. Своим нечеловеческим умом она приписывает каждому подобному высказыванию какой-то дополнительный смысл. И этому – тоже. Считывает за каждым поступком некий «прожект», о котором я даже судить не возьмусь.

Он саркастически усмехнулся.

– Верите ли? На протяжении всего кругосветного путешествия она раз за разом придумывала все новые планы покушений, и каждый раз Гранта спасал именно я. Хотя, разумеется, настоящие покушения тоже случались, и не одно. В Хайберском проходе мы с вами пересеклись ровно потому, что я решил: Бомбей настолько кишит мертвецами с устаревшими некрограммами, что Гранта мне защитить уже не под силу, – заметил он, глядя на потухший кончик сигары. – Правда, еще до нас дошел слух о британских горе-агентах, которые гоняются за Тем Самым, и мы захотели на них посмотреть.

– И она тоже об этом знает? – спросил я.

– Разумеется! Я, в конце концов, не раз об этом говорил, как сейчас с вами. Она знает, но все понимает по-своему. Думает, будто я не нажимаю на спусковой крючок потому, что в ее планах не хватает изящества. Она готовит сцены, на которых последний удар должен нанести именно я. В моем отказе от убийства она видит лишь призыв к работе над ошибками.

Улыбка Адали, застывшей у окна, показалась мне зловещей. В ее разуме, столь далеком от мышления обычного человека, притаилась некая таинственная сущность.

– Зачем же вы спрятались в той роще? – спросил я.

Батлер ответил: