Кентон медленно встал. Его цепи упали на пол. Он посмотрел на спящего викинга. Как освободить его от оков? И как, если ему это и удастся, разбудить его, прежде чем вернется Захел, чтобы поднять на ноги остальных рабов?
Кентон вновь огляделся. У подножия высокого стула надсмотрщика сверкал тонкий нож. Похоже, его уронил Гиги – специально для него? Кентон не знал этого. Но он знал, что с его помощью сможет открыть замки на оковах викинга. Он шагнул к нему…
Второй шаг занял куда больше времени.
А затем глаза его застлал туман.
Сквозь этот туман он видел зыбкие силуэты спящих гребцов, походившие на фантомы. А ножа он более не мог разглядеть.
Кентон протер глаза и посмотрел на Сигурда. Тот был призраком!
Он перевел взгляд на борта корабля. Они таяли на глазах, сквозь них он видел бирюзовую гладь моря. А затем оно превратилось в пар. И исчезло!
Его больше не было!
Кентон какое-то мгновение парил среди густого тумана, а затем его бросило к серебристому свету. После чего свет погас. Его несло сквозь непроглядную черноту, наполненную завываниями яростных ветров.
Но вот и тьма исчезла! Сквозь его зажмуренные веки пробивался свет. И падение прекратилось. Шатаясь, Кентон встал и открыл глаза. Он снова был в своей комнате!
Снаружи раздавался гул автомобилей, подчеркиваемый гудками клаксонов. Кентон ринулся к драгоценному кораблю. Не считая рабов, сейчас на палубе была лишь одна фигурка, одна игрушка. Человечек стоял на ступенях, ведущих в яму, раскрыв рот, опустив к ногам хлыст. Его поза, все его тело выражало изумление.
Захел, надсмотрщик!
Кентон посмотрел в яму рабов. Все рабы спали, суша весла…
И вдруг он краем глаза увидел собственное отражение в большом зеркале! И, ошеломленный, остановился перед ним.
Ибо человек, отражавшийся в нем, не был тем Кентоном, которого бросило из его комнаты в таинственное бушующее море. Черты его лица загрубели, глаза смотрели ясно, бесстрашно. Мышцы на его расширившейся груди не вздувались, но были упругими и твердыми, как сталь, они придавали его телу грациозный вид.
Кентон напряг руки, и мышцы заиграли на них. Он обернулся и посмотрел в зеркало на свою спину.
Ее покрывали шрамы, отметины от кнута. От бича Захела. Захела-игрушки?
Ни одна игрушка не могла бы оставить такие шрамы!
Игрушечные весла не развили бы такой мускулатуры!
И вдруг разум Кентона стряхнул оцепенение. И сразу же стыд, обжигающая страсть и отчаяние наполнили его.