Он принялся собирать их, но Юра тут же приказал:
— Не трогай, сейчас принесу веник!
Володя поднял на него взгляд, виновато сказал:
— Ага, и ещё пластырь принеси, — и показал палец с тонким, сочащимся кровью порезом.
Юра закатил глаза и ушёл в спальню. Через пару минут вернулся с целой аптечкой.
— Давай сюда, — приказал, доставая ватный диск и перекись водорода.
— Юр, да тут царапина, просто пластырем заклеить…
— Ага, конечно. Знаешь, я когда-то вот так же точно порезался игрушкой, кровь почти не шла. Но через пару дней у меня загноилась вся фаланга пальца, а ещё через неделю слез ноготь. Так что давай сюда.
Обойдя осколки на полу, Володя сел в кресло и послушно протянул Юре руку. И, в принципе, он был бы согласен разбить ещё штук десять игрушек и ещё столько же раз порезаться, если бы Юра вот так заботливо протирал и заклеивал ему раны.
Потом они всё же убрали остатки разбитого шара, прикрепили наконец злосчастную гирлянду и протянули удлинитель к окну, рядом с которым стояла ёлка. Потом ещё искали переходник, чтобы подключить советскую гирлянду к европейской розетке, и Юра, приглушив свет, сказал:
— Ну наконец-то! Раз, два, три — ёлочка гори! — и включил гирлянду.
По погружённой в полумрак комнате тут же разлился тёплый золотисто-оранжевый свет. Огоньки подрагивали, отражались в стеклянных игрушках, за окном кружился снег, и комната вмиг преобразилась.
— Эх… — вздохнул Юра. — Это стоило того, чтобы перелопатить всю подсобку. — Он упёр руки в бока и задумчиво хмыкнул: — Знаешь, чего не хватает?
— А?
Он подошёл к телевизору, покопался в стопке лежащих рядом с ним дисков.
— Вот!
Володя посмотрел на обложку и протяжно вздохнул:
— «Каждый Новый год…»
— «...тридцать первого числа… — подхватил Юра, — ...мы с друзьями ходим в баню…»
Володя помотал головой, закатывая глаза: