– Нет, поскольку она обитает на другой территории.
– И ваш разум не может поколебать вашу веру?
– Нет, поскольку он обитает на другой территории.
– Значит, вы раздвоены?
– Я соединяю в себе разум и веру. И готов познавать мир двумя способами – умом и сердцем. Но я их не путаю.
– Однако вера исключает знание.
– Вот именно! Мой разум сомневается, потому что не обладает верой. А моя вера предлагает, потому что не обладает разумом и не является разумом.
И он гладит черного пса, который выглядит таким же довольным этой формулировкой, как его хозяин.
– Из этого я делаю вывод, месье Тролье, что жестокость есть патологическая форма знания. Фанатик отрицает тот факт, что его рассудок ограничен, что он может чего-то не знать; вместо этого он принимает свои субъективные понятия за объективные истины. Жестокость возникает там, где человек не признает границы своих возможностей.
– А можно рассматривать жестокость как симптом?
– Жестокость – это болезнь разума. Но – внимание! – это болезнь мысли, а не религиозная болезнь. Люди убивают не только из религиозных разногласий – есть еще разногласия династические, националистические, расистские, антисемитские или попросту внушенные манией величия. Какая глупость – воображать, будто религии порождают жестокость! Убийства происходят в любую эпоху, по любым поводам. Все проявления нетерпимости выражают скрытую боязнь комплекса неполноценности. Варвар уничтожает того, кто не думает так, как он.
И Шмитт утомленно замолкает, тогда как Дидро что-то нашептывает ему на ухо.
– Какая ужасающая перспектива! – продолжает он после паузы. – Можно истребить три четверти человечества и при этом не покончить с сомнениями.
– Мне нравится ваша максима: жестокость как отражение патологической неуверенности.
– Или как торжество глупости.
– Какое же решение вы предлагаете?
Дидро, надрываясь, что-то трубит Шмитту в ухо.
– Решение? Всем – в философы! Спасение? Только знание! Но с условием: знание такое же смиренное, как вера, знание, которое действенно лишь в том случае, если оно придерживается границ разумного. Я считаю, что единственный предмет, который человеку стоит осваивать после того, как он научится читать и писать, – философия.
– Ну, до этого нам еще далеко.
– Вот потому-то мы и оказались там, где оказались!