– Я часто повторял, что, хотя в моей повести многое вымышлено, этот мальчик не оставляет меня.
– А улыбчивый старик, похожий на жителя Среднего Востока?
– Месье Ибрагим? Я тысячу раз объяснял в своих интервью, что оба эти персонажа, Оскар и месье Ибрагим, повсюду сопровождают меня, делясь своей мудростью и своим мужеством. Так что я прекрасно понимаю, откуда вы набрались того, что говорите. Нет, господин самозванец, это плагиат, и ничего более!
Его лицо окаменело, а рука повелительно указывает на дверь. Видно, что я ему опротивел.
– А вон та, месье Шмитт…
И я указываю на фигуру, которая с самого начала держалась в сторонке.
– …та женщина лет тридцати, маленького роста, чуть полноватая, с карими глазами, которая удивленно глядит перед собой.
– Что?!
– Она то напевает, то разглядывает корешки книг, поглаживая их и читая названия.
– Напевает… книги… О господи! – У Шмитта задрожали губы. Он бессмысленно глядит в пол. – Значит, удивленно глядит… так вы сказали?
– Да, вид у нее удивленный… Как у тех мертвых, которые еще не поняли, что они мертвы.
Шмитт падает в кресло.
– И карие глаза? Такие… круглые?
– Да.
– Красивая?
– Не красивая, но и не уродина. Скорее миловидная.
Он безжалостно кусает губы:
– Значит, она… здесь!
И его глаза наливаются слезами.
Он вскакивает, выбегает из гостиной, задев меня на ходу, и взбирается по лестнице, а за ним, жалобно скуля, несутся собаки, почуявшие горе своего хозяина.