– Например?
– Всерьез ли Он угрожает? Откуда у Него это примитивное стремление толкать людей на преступления, на месть? И главное, почему Он…
Шмитт замолкает, трет подбородок, наморщенный лоб, глаза, еще более темные, чем обычно.
– …почему Он взялся за это трижды?
– Не понял?
– Почему Бог написал три книги? Разве Он не все сказал в первой – в Ветхом Завете? И зачем вернулся к этому в Новом Завете – что́ Он забыл вложить в первую книгу и решил добавить во вторую? И наконец, неужели Он настолько разочаровался в Новом Завете, что несколько веков спустя решил подарить нам Коран?
И он откидывается на спинку стула.
– О, эта проклятая судьба писателя – в данном случае Бога! Трижды переписывать свое послание к людям… И как определить, добился ли Он прогресса между первым сочинением и последним?
Шмитт растерянно смотрит в потолок.
– Насколько я, в глубине души, познаю Бога-Творца в молитве или в состоянии благодати, настолько же Бог-писатель для меня непостижим.
Он тяжело вздыхает:
– А ведь мы с Ним коллеги.
И он хохочет. Я тоже смеюсь и отвечаю:
– Вот поистине идеальное интервью, важное интервью, всеобъемлющее интервью, способное просветить все человечество, – интервью с Богом! «Здравствуйте, господин Бог, я пришел расспросить Вас о Вашем литературном творчестве».
Шмитт с рассеянной улыбкой пристально смотрит мне в глаза, словно пытается проникнуть в душу.
– Огюстен, а ведь вы сумели бы провести такое интервью с Богом.
И кивает в подтверждение своих слов: видно, что его слегка удивила эта очевидная мысль.
– Да-да! Вы именно тот человек, которому такое под силу.
Меня забавляет этот дурацкий разговор, но я охотно включаюсь в игру:
– А почему именно я?