Фаталист

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что ж, это все, что я хотел знать.

– Все? – Кажется, сестра Асминцевой растерялась. – Уже уходите?

– Увы, да. Вы собираетесь уезжать?

– Да. Мне сегодня разрешили. Сказали, мое присутствие в городе более не является обязательным. – Женщина вдруг печально улыбнулась. – Ей-богу, так и сказали.

Григорий Александрович поклонился.

– Желаю счастливого пути.

– А как же… Софья? Ее убийцу накажут?

– Непременно.

– Вы обещаете?

– Сделаю все, что будет в моих силах. В этом можете быть совершенно уверены.

Собеседница тяжело вздохнула. Кажется, слова Печорина не очень-то ее убедили.

– Бедняжка Софья, – сказала она. – Она была несчастна всю свою жизнь. Хотела замуж, но никто не брал. А в последнее время у нее еще развилась эта мания…

Григорий Александрович насторожился.

– Какая мания?

Сестра Асминцевой махнула рукой.

– Ерунда! Ей все казалось, что за ней кто-то наблюдает. Однажды мы шли по аллее, и она вдруг остановилась и крепко схватила меня за руку – я даже вскрикнула. «Гляди, вон там! – прошептала она, и голос у нее был такой, словно ее душат. – Следит за мной! Видишь?!» Я посмотрела, но, кроме кустов шиповника, ничего не заметила. «Кто там?» – спросила я, высвобождая руку, потому что пальцы Софьи причиняли мне боль. «Нет, никого, – ответила она. – Показалось». Потом заговорила о другом, но я чувствовала, что прогулка больше не доставляет ей удовольствия.

– И часто случалось подобное?

– Нет, но я видела, что Софья тревожится и словно кого-то опасается. Иногда по вечерам она долго вглядывалась в окно, и лицо при этом у нее было такое… сосредоточенное.

Распрощавшись с женщиной, Григорий Александрович отправился дальше.

Дом, где жила Кулебкина, находился недалеко от Цветника – всего в одном квартале, на берегу маленького искусственного пруда, в котором плавали утки. Деревянные колонны с облупившейся краской обвивал плющ, около колодца сидел знакомый юродивый и, щурясь на солнце, пил из железной кружки маленькими глотками воду. Один глаз у него гноился, на левой ноге штанина была закатана до колена так, что виднелась жутковатого вида язва. Григорий Александрович бросил ему пару гривенников, но юродивый на монетки не посмотрел, зато проводил Печорина внимательным взглядом и прошептал что-то себе под нос.