– А-а, твою мать! – вскрикнул Чет, отшатываясь и хватаясь за шею.
Она сидела, подняв вверх руку; в ее глазах плескалась ярость. На кончике ее острого ногтя чернел сгусток его маслянистой крови.
– Ты… За что? – проговорил он, еле ворочая языком. У него помутилось в глазах. Чет тяжело осел на пол.
– Ты посмел притронуться ко мне, ничтожество? – прошипела она. – Прикоснуться к божеству. Ты хоть знаешь, что за это полагается? Может, меня и позабыли, но я все еще богиня, а не какая-то жалкая гадалка, паясничающая за гроши! А теперь уходи. Уходи, пока я не высосала из тебя душу, всю, до последней капли. – Она слизнула с пальца его кровь.
Чет добрался до перевернутого столика и, подтянувшись, попытался подняться на ноги, но они тут же разъехались опять.
Она наблюдала за ним, явно забавляясь, но вдруг ее выражение совершенно переменилось. Она облизнула губы, будто пробуя на вкус что-то горькое. Нахмурившись, уставилась на свой палец.
– Не может быть. – Она вновь облизнула ноготь, и ее глаза вспыхнули, замерцали. Она подалась вперед.
– Кто твоя мать, Чет Моран?
– Моя мать?
Она ждала.
– Синтия.
– Синтия. Нет… Не так. Твоя бабушка. Как ее имя?
– Ламия.
– Ламия? – Она постучала по губам кончиком пальца. – Да, Ламия, одна из лилит. Были еще ее сестры, Ишет, Игритт, еще кто-то… Не помню, как их звали, но Ламию я запомнила. Она была самой неистовой, демоном, с которым нельзя было не считаться. – Она окинула Чета любопытствующим взглядом. – И как же это может быть, что в тебе течет кровь Ламии? – Она явно рассуждала вслух. Вдруг глаза ее расширились. – Скажи… Ламия, она до сих пор на Земле, наверху?
Чет кивнул.
Ивабог умолкла, явно размышляя.
– Ламия, эта баламутка… Кто же еще? У кого еще хватило бы воли, упорства, силы духа. – Она улыбнулась. – Так, значит, по крайней мере одна из древних бродит еще по Земле. Единобогам назло. Она – чудо.
– Она
– Тысячи.
– Что?