Годсгрейв

– Вы считаете меня способным…

– Я считаю тебя лжецом, – сплюнула Леона. – Считаю тебя убийцей. Считаю унылым стариком, которым управляет похоть, треклятая выпивка и воспоминания о былой славе, которая испортилась и сгнила! – Донна втянула воздух сквозь стиснутые зубы. – Я считаю тебя точно таким же ублюдком, как мой отец. И хочу, чтобы ты убрался из моей коллегии.

– Леона, я…

– Прочь! – проревела та. – Или клянусь Всевидящим и всеми его Дочерьми, я проявлю к тебе то же сострадание, которое ты проявил к ребенку, что сейчас на костре!

Женщина вся дрожала, по ее щекам лились горькие слезы. Но ее челюсти сжались, зубы оскалились. Аркад съежился, как старый башмак, его грудь часто вздымалась, лицо побелело. Посмотрев на лица гладиатов, он увидел лишь презрение и гнев. Мужчина снова повернулся к Леоне, в его глазах читалась боль, с уст сорвалась последняя отчаянная мольба:

– Прошу…

– УБИРАЙСЯ! – завопила женщина, бросаясь на него с кулаками. Царапая лицо и глаза. – УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ!

Аркад попятился, а магистра оттащила от него брыкающуюся, кричащую Леону. Стражи шагнули вперед, чтобы развести их, хватаясь за мечи и испепеляя экзекутора взглядом. Ганник уперся рукой в его грудь и оттолкнул назад с явным предупреждением на лице. Капитан определенно не хотел драки, но желание его госпожи было ясным, а в воздухе по-прежнему витал тяжелый запах горящего ребенка.

Аркад обвел взглядом двор, но не нашел там друзей. Его глаза переполнялись слезами. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не нашел слов, чтобы оправдаться. Мужчина всматривался в лица бывших подопечных, но не обнаружил ни одного, кто заступился бы за него. Мия видела, что с его языка рвались слова, но, посмотрев в глаза Леоны, он увидел только ненависть и ярость. И поскольку иного выбора не оставалось, Аркад развернулся и заковылял к воротам.

– Забери их! – крикнула Леона, кидая кружевные тряпки ему в спину. – Пусть они согревают тебя неночами!

Экзекутор замер, оглядываясь через плечо. Но, не проронив ни звука, повесил голову и пошел дальше. Мия наблюдала за его уходом, не зная, что думать. Ревность могла подвигнуть людей на все, и Аркад действительно носил на груди львов своего бывшего господина. Должно быть, открытие, что его любимая женщина спала с Фурианом, стало ужасным ударом, а любовь легко могла превратиться в опухоль, если ее поливать предательством. Но часть Мии не могла поверить, что он так жестоко предал бы Леону…

Опираясь на магистру и продолжая плакать, донна покинула двор. Мия снова посмотрела на костер, где языки пламени поднимались все выше. Жар ласкал ее кожу. Дым целовал язык. Все висело на волоске. Конец был уже близко. Мия стольким рисковала ради него и очень хотела побыстрее до него добраться.

Она не могла дождаться, когда все это закончится.

– Прощай, Личинка, – прошептала Мия. – Я буду скучать.

И все равно девушка по-прежнему не могла вспомнить, когда плакала в последний раз.

В купальне клубился пар, его жар опалял кожу. Мия со вздохом погрузилась в воду, и тепло смягчило боль в ребрах. Нырнув, она попыталась приглушить свои мысли, заставить умолкнуть свои сомнения и ярость и просто насладиться минутной тишиной. Хотя бы на секунду. Хотя бы на миг.

В купальню вошла Брин, словно пребывая во сне. Ее глаза были налиты кровью, щеки раскраснелись. Не глядя на Мию, она сняла одежду и окунулась под воду, смывая слезы с кожи. Девушка пробыла там слишком долго, и Мия уже забеспокоилась, но Брин наконец-то вынырнула. Ее лицо обрамляли мокрые светлые волосы. Забившись в угол ванны, ваанианка будто окаменела, как статуя, глядя на рябь на воде и не произнося ни слова.

– Тяжелая перемена, – сказала Мия.

– Угу, – буркнула Брин.

– Домина провела хорошую службу.