Годсгрейв

Она нравилась Сидонию. Но мог ли он сказать, что вправду знает ее?

Мог ли он довериться ей?

Три неночи тому назад донна Леона провела встречу с Варро Кайто, и, прячась под столом, пока они пили и трапезничали, демон Мии подслушал каждое слово. Судя по всему, Леона потчевала торговца мясом сладкими речами и сладким вином, договариваясь о продаже Брин, Мясника, Феликса, Албания, Мечницы и самого Сидония. Сумма вышла кругленькая, покрывающая первый платеж отцу, но цена была слишком высока. Коллегия будет выпотрошена, останутся только Мия, Волнозор и Фуриан. Леона ставила все на свою последнюю попытку в «Магни». Но она не учла, что ее Соколы и сами решили кинуть монетку.

Ужин прошел в тишине, гладиаты были подавлены. Все обсуждения плана проходили шепотом в купальне или у тренировочных манекенов. Все согласились, что шансы на победу настолько малы, что провалятся в трещину мостовой, и Сид чувствовал запах страха. Одно дело рисковать жизнью на арене, и совсем другое бунтовать против республики. Администратов. Самого Сената. Они понимали, что обратного пути уже не будет. Клеймо на их щеках поблекнет только после смерти, так что им не скрыть свое положение. Быть рабом-беглецом в республике значит всегда находиться в бегах.

Тем не менее, лучше бежать, чем умереть на коленях.

Даже после нескольких дополнительных перемен отдыха Мечница не оправилась от ранений, ее спина и рука были крепко перевязаны бинтами. Ребра Мии тоже еще болели, но, по крайней мере, она уже могла смотреть обоими глазами. Волнозор и Сидоний еще отходили от последнего поединка на арене, а Мясник все так же хромал – определенно не самый устрашающий боевой отряд. Но если все пойдет хорошо, на их стороне будет элемент неожиданности, да и каждый из них – обученный гладиат.

Их продажа была назначена на следующее утро.

Кайто уже выплатил задаток.

Если уж бросаться в омут, то сейчас или никогда.

Наступила неночь, прохладный ветер ласкал охристые стены, во дворе выплясывали пыльные черти. После предательства Аркада донна Леона удвоила патруль по дому, и стражи кишели повсюду. Тем не менее гладиатам удавалось обменяться шепотом и тайными кивками, и все, казалось, были готовы.

Но, Дочери, это ожидание…

Они сидели во тьме – никто не говорил, никто не шевелился. Аркимические сферы медленно тускнели, шум в крепости постепенно стихал. Сид слышал, как Мечница пела в своей клетке – несомненно, какую-то последнюю молитву Матери Трелен, чтобы им сопутствовала удача. Посмотрев на клетку в противоположной части прохода, он увидел Мясника, сидевшего на корточках и раскачивавшегося взад-вперед, явно рвясь в путь.

Это напомнило Сидонию о его службе в легионе. Неночь перед битвой всегда была самой худшей. В то время его поддерживала вера в Аа. Преданность судье. Утешения братьев-люминатов и уверенность, что их дело правое. Всего этого не стало – только чистая советь и клеймо труса на груди в доказательство о ней. Вместо братьев-люминатов у него были братья и сестры гладиаты. Вместо веры во Всевидящего и приказов судьи – вера в его семнадцатилетнюю дочь.

Риск был слишком велик, чтобы полагаться на одну девчонку.

Сидоний услышал тихий стук, слабый звон металла, упавшего на камень. Мясник тоже его услышал и встал, схватившись руками за прутья клетки. Мия могла освободить их, либо силой сломав механизм, чтобы он открыл двери клеток, либо добыв ключ у патруля стражей. Сид понятия не имел, какой вариант она выберет. Но в его животе все затрепетало, когда он увидел силуэт, крадущийся по лестнице в холл подвала, с деревянной дубинкой в одной руке и железным ключом в другой.

– Бездна и кровь, она это сделала, – расплылся в улыбке Мясник.

Провернув ключ в механизме, Мия открыла двери клеток и подняла решетку. Сидоний скривился от тихого скрежета камня о железо. Гладиаты вышли из казармы в холл, свирепо улыбаясь, но при этом явно нервничая. Сидоний быстро обнял Мию и прошептал:

– Все прошло без проблем?

Та покачала головой.

– Четыре стража обезврежены. Еще два в переднем дворе.