Танцующая с бурей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Айя, в такие дни, мне хочется, чтобы у нас был фотобокс.

– Тссс!

Исао снова прижался глазом к дыре. Он видел сидящую Юкико, которой Эйко гребнем расчесывала ее длинные черные волосы. В комнате горело несколько свечей. От поверхности воды поднимались клубы пара. Пока Исао наблюдал, девушка встала и развязала свои хакама, упавшие на пол грязной кучей. Он видел гладкую линию ее длинных ног, восхитительный изгиб ягодиц, показавшихся из-под края ее уваги. Затем его глаза расширились, и он расплылся в идиотской улыбке. Ацуши попытался оттолкнуть его, но он зашипел, ударив друга по руке. Мальчишки стали толкаться, но быстро прекратили возню, хлопая друг друга руками и прижимая пальцы к губам, призывая друг друга замолчать. Победителем оказался Исао, который снова приник к дыре.

– О боги, она раздевается…

Снова послышалась возня, звуки хлопков и шипенье, призывающее к тишине. Юкико развязала увагу и сбросила ее с плеч. Исао, затаив дыхание, наслаждался видом обнаженной девушки. Бледная кожа – вся в синяках и порезах и тщательно прорисованная татуировка лиса на правой руке, один из девяти хвостов которой сворачивался кольцом под ее маленькой высокой грудью. При свете свечей ее кожа отливала медом. Она повернулась к нему лицом и, потянувшись вверх руками, вздохнула – стройная фигура в форме песочных часов.

– Ты прав, – выдохнул Исао. – Фотобокс нам просто необходим.

Девушка подошла к ванне, и весь ее силуэт теперь был отчетливо виден в свете пламени. Она опустила палец ноги в воду, клубы пара ласкали ее тело. Опустившись в воду до пояса, она повернулась к нему спиной. Кожа была озарена светом, вдоль позвоночника дрожали длинные тени. Она повернулась, и Исао увидел на ключице маленькую родинку. Волосы рассыпались по левому плечу, черные пряди обнажили татуировку внизу.

– Вот так дерьмо, – прошептал Исао.

– Что? Что такое? – Ацуши оттолкнул друга в сторону, прижав глаз к отверстию и закрывая лицо ладонями, чтобы не мешал свет.

На кремовой коже горела еще одна татуировка – ярко-красное Солнце Империи раскинуло лучи от плеча до локтя. Это был ненавистный символ коррумпированного режима, двигатель жадности, заливающий землю кровью, выжимающий соки из людей. Флаг врага.

– Точно, дерьмо, – согласился Ацуши.

21. Угасающий свет

В удушающем бризе плыли длинные золотые стяги с вышитыми императорскими солнцами – ярко-алые пятна на фоне покрытого рябью закатного неба. Дневной свет угасал, но жара все еще покрывала город одеялом. Словно живое, дышащее существо, она легла свинцовым, липким грузом на чахлые дворцовые сады, обливая блестящим потом измученную духотой плоть. Слуги напряженно застыли в ожидании у вентиляторов с пружинным приводом, чтобы подкрутить ручку при замедлении лопастей. От бликов желтовато-оранжевого света на закатном горизонте их защищали широкополые шляпы и латунные очки. Несколько избранных двора Торы стояли в длинной тени широких дворцовых карнизов, держа в руках чашки с быстро нагревающейся водой, изо всех сил изображая восхищение тем, как Йоритомо-но-мия, девятый сёгун из династии Казумицу, приподнял железомёт и метнул дротик в следующую беззащитную дыню.

Дыни были наколоты на кончики мечей нагамаки и аккуратно уложены в ряд. По деревянным рукояткам, воткнутым в землю, стекал дынный сок. Раздался свист дротика, летящего через сад, и центральная дыня взорвалась, разбросав вокруг кусочки мякоти и кожуры и покрыв чахлые стволы суги яркими оранжевыми пятнами.

Зрители вежливо зааплодировали, послышались комплименты, приглушенные латунно-резиновыми респираторами, по шелковой ткани в подмышках расплывались пятна пота. Зачем сёгун устроил стрельбу по мишеням в такую ужасную жару, они не понимали. Если кто и был недоволен тем, что его вытащили наружу, чтобы хлопать в ладоши, как обученные обезьяны, то виду не подавал.

Слегка согнув локоть, опустив подбородок и расставив ноги, сёгун поднял железомёт и нарисовал кружок на крайней дыне слева. Он принял угрожающую позу, и единственной ассиметричной вещью во всей его фигуре было уродливое устройство из трубок, стволов и насадок, которое он держал в руке. На его накидке, сочетавшей ярко-алый и бледно-кремовый цвета, золотой нитью были вышиты тигры, рыскающие в высокой траве. Длинные черные волосы были собраны в пучок, сколотый сверкающими заколками, а лицо и глаза скрыты искусно изготовленным респиратором, который изображал тигровую пасть, ощерившуюся золотыми клыками. В стекле его очков отражался тусклый солнечный свет. Бронзовая кожа посветлела до оттенка мутного янтаря под тонким налетом пепла лотоса. Стоявший рядом слуга немного сдвинул широкий зонт из рисовой бумаги, изо всех сил стараясь удержать тень над своим господином.

Леди Аиша наблюдала за своим братом из-под колышущихся веток клена, в окружении дюжины служанок, увядающих на жаре, как цветы. Она стояла неподвижно, словно окаменев, кожа была фарфорово бледной. Но, когда Йоритомо нажал на курок, она все-таки вздрогнула и, сжав губы, прижала руку к горлу. Гулкий хлопок выстрела прозвучал пугающе громко, будто внутри полых трубок в руке Йоритомо кто-то приковал Райдзина, оставив Богу Грома лишь крошечное черное отверстие, через которое прорывалась наружу его ярость.

Еще одна дыня разлетелась ярко-оранжевыми брызгами на фоне кроваво-красного неба. И снова среди серых листьев раздались слабые аплодисменты.

Шипение и лязг доспехов о-ёрой нарушили тишину после выстрела, эхо которого все еще летело через высокие стеклянные стены. По веранде разнесся стук тяжелых шагов металлических сапог. Йоритомо нацелился железомётом на следующую дыню, когда в саду раздался тонкий хриплый голос.

– Мой господин, твой покорный слуга просит прощения за вторжение.