Лицо мальчика побелело так, будто он увидел привидение, и он уставился на потрескивающее пламя, прошептав:
– Я н-не могу об этом говорить.
– Давай угадаю, – она закатила глаза. – Это запрещено.
– Нет, – он снова посмотрел на нее и покачал головой. – Это ужасно.
Юкико смотрела на него в мерцающем свете, ища ложь в его ярких глазах, но видя лишь боль и страх. Наконец, она кивнула и подняла шприц.
– Если я замечу, что ты видишь сны, я тебя разбужу.
– …Хорошо, Юкико-чан, спасибо.
Она вонзила иглу ему в тело, и он замер, словно зачарованный. Лицо под воздействием лекарства менялось, боль отступала. Он откинул голову назад, к стене пещеры, глядя на нее из-под опущенных век.
– Я знаю, кто ты, – выдохнул он, оцепенев.
Она моргнула, откинув с лица влажные волосы.
– Что?
– Я вижу тебя с ним, – Кин кивнул на вход в пещеру, и ресницы его затрепетали. – С арашиторой. Вы так смотрите друг на друга. Ты разговариваешь с ним, не произнося ни слова.
Юкико почувствовала, как страх скручивает узлом ее живот, и сердце стучит по ребрам. Рот высох, как пепел у подножия Пылающих камней. Она почувствовала холод своего танто на спине.
– Я знаю, кто ты, – Кин нахмурился, пытаясь задержаться в этой реальности, пока его не накрыло бархатистой химической дымкой. – Но не бойся. Я н-не скажу им. Н-никогда никому не скажу. Н-не позволю им причинить тебе боль. Обещаю, Юкико.
Она встретилась с ним взглядом и смотрела, как танцует огонь в его расширяющихся зрачках. Прошли долгие мгновения, секунды пролетели, как часы, когда ее сердце, наконец, успокоилось, страх в животе медленно растворился. Позади него на стене и у него под глазами мелькали тени.
Он улыбнулся ей. Она поверила ему.
– Ты такая красивая, – сказал он.
Щеки ее покраснели, и она отвернулась к костру, где лежал последний кусок форели.
– Гильдиец никогда не сможет жениться на девушке-хаданаси, – он нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Обезболивающее уже овладело им. – Когда ты отдашь арашитору, Сёгун спросит, чего ты хочешь… может, ты попросишь его освободить меня?