Юкико снова поклонилась, и они с Буруу пошли за ней следом в лесной сумрак. Она чувствовала мужчин и женщин вокруг: их движения были текучими, плавными, они словно беззвучно проплывали сквозь когтистую зелень, пока ее уставшие неуклюжие ноги запинались и топали. Дождь прекратился, но с листвы на них постоянно капала вода, сбивая с темпа. Она чувствовала запах влажной земли под ногами, а над ней расцветал слабый сладкий аромат глицинии. Глубоко дыша, она опиралась на Буруу, тихо поглаживая его по перьям на плечах и шее. Она чувствовала, что он пытается не мурлыкать, а оставаться настороже среди этих незнакомцев и их темных глаз, прикрытых капюшонами.
Казалось, прошла вечность прежде, чем Каори подала знак остановиться, прикрыв кулак.
– Мы на месте.
Оглядевшись, Юкико увидела ловко скрытую лестницу в коре одного из древних кленов рядом с ней. Буруу поднял взгляд, и даже его острые глаза едва могли разглядеть ряды сетей, переплетенных зеленью и полосками ткани, которые скрывали канатные дорожки, ведущие к куполу высоко над головой. Она заметила расплывчатые силуэты домов, как будто присевших на корточках в ветвях древних деревьев. Тщательно окутанных множеством сетей, листьев и огромных кустов глицинии, но все-таки домов. Деревня на ветвях была довольно большой, с многочисленным населением, и все сейчас смотрели вниз любопытными яркими глазами. Она моргнула, оглядывая кроны с открытым от изумления ртом.
Она снова положила руку на рукоять ножа, стараясь сохранять невозмутимость.
19. Лавины и бабочки
Его кожа напоминала о старых ботинках – коричневая, обветренная, с глубокими морщинами, похожими на трещины. Коротко, почти наголо остриженные волосы тенью покрывали череп, усеянный старыми шрамами, один из которых стягивал кожу над сощуренным глазом. На шее висела древняя пара очков – обычные шигисены, стоившие в стародавние времена небольшого состояния. Серо-стальные глаза, как и у дочери, вспыхивали тысячью осколков кобальта. Он опустился на колени перед низким столиком с бутылкой саке и простыми чашками. Седые усы доставали почти до земли.
– Это мой папа, – мягко сказал Каори. – Даичи.
Юкико моргнула, и в ее голове мелькнуло воспоминание.
Она пристально смотрела на старика, и ее лоб омрачила морщинка.
Они сидели в прямоугольной комнате с просмоленными бревенчатыми стенами. Дом Даичи притулился на вершине одного из больших деревьев, в тени качающейся листвы, на развилке, образованной двумя ветвями. Одна ветка проходила сквозь доски и исчезала на крыше, в отверстии для воздуха, через которое проникал слабый ветерок и сладкий запах глицинии. Юкико сразу вспомнила о старой хижине ее семьи в бамбуковом лесу.
Она подождала, пока все поднимутся по лестнице. Буруу взбирался вместе с ней, оставляя в дереве глубокие борозды, и его когти и шпоры стали липкими от живицы, вытекающей из поврежденной коры. Арашитора не смог протиснуться в дверь жилища Даичи и остался снаружи, неподвижно усевшись на ветке и ритмично размахивая хвостом. Он излучал ощутимое напряжение, глаза сверкали, как клинки. Юкико чувствовала его пульс, ритм дыхания. Даже не осознавая этого, ее собственное сердце билось, а легкие дышали в унисон с сердцем и легкими тигра.
Она опустилась на колени напротив старика, прижалась лбом к полу.