– Осторожней, соколик! – бабульки заспешили вдоль гниловатого палисадника. – Давай подсобим!
– Спасибо, как-нибудь сам. Эй, хозяин! – позвал Сашка в окно. Ни ответа ни привета. – Милиция! Я захожу! – предупредил он, хватаясь за резные узоры наличника.
Легко подтянулся, перевалился через подоконник. Во, ловкий какой, загляденье! Сашка напоролся бедром на шаткий стол, перегородку тряхнуло, тревожно задребезжала ложка в стакане с остатками заплесневевшего чая на донышке. Черт! Сашка первым делом сунулся в печку. Давненько не топлена, внутри зола, остывшие угли и маленький чугунок.
Сашка отдернул занавеску и оказался в прихожей. Вдоль стены длинная лавка, под ней галоши и старые обрезанные валенки. Выше, на крючках, висели фуфайка и прохудившийся дождевик. Чистенько, в углу, под рукомойником, веник. На столе банка с увядшими полевыми цветами в зазеленевшей воде. Две двери. Обитая клеенкой и шкурой с клочьями шерсти, ведет, к гадалке не ходи, в сени и на улицу. Другая, крашенная белой краской, та в комнату. В нее сержант и вошел. Дверь душераздирающе скрипнула немазаными петлями, открыв погруженную в полумрак деревенскую горницу со стенами, выкрашенными голубенькой краской. Пахнуло дохлыми кошками, крепко пахнуло, аж заслезились глаза. Развели антисанитарию. Уютные домотканые коврики на полу, круглый стол на резных изогнутых ножках, заваленный бумагами, деревянная этажерка с книгами, узкая печь, никелированная кровать с ажурными спинками и блестящими шарами. Сашка в детстве, у деда, такие скрутил и на ножик перочинный сменял с обломанным лезвием. От деда потом пришлось прятаться.
Сашка замер, с сипением выпустив воздух. Сердце остановилось. На кровати лежал человек, укутанный байковым одеялом. Спит, а ты лезешь. И вонища эта подозрительная…
– Товарищ, – осторожно позвал он. – Товарищ!
Человек на кровати не шевелился.
– Товарищ Ковалев! – Сашка подошел и осекся. Попятился, отшатнулся, к горлу подступил склизкий рвотный комок. На кровати застыл мертвец, с перекошенным лицом и распахнутым, глубоко провалившимся ртом. Пожилой мужчина с залысинами и тонким, похожим на клюв носом. Глаза закрыты, щеки тронуло разложение, сквозь натянувшуюся кожу просвечивала венозная сетка гнилого, багрового, грязно-зеленого цвета. На лбу прилепилась жирная муха. Кушать подано.
Умер? А если убийство? Первое настоящее преступление, без дураков! Сашка даже немного обрадовался. Злоумышленник пробрался в окно и укокошил хозяина. Личная вражда, жажда наживы? Стоп. Какие ценности у могильного копаля? Лопата и банка червей? Фиг там, могильщики трупы выкапывают, снимают золотые коронки, обручальные кольца, и все такое прочее, с чем покойничков в последний путь направляют. Золотишко у копалей водится. А если добычу не поделили? Вот и круг подозреваемых тебе, и мотив…
Тих-тих, осади. Первым делом вызвать врачей и подмогу, оформить все как положено, а уж потом с капитана Петрова с живого не слезть, выскулить это дело, пораспутывать ниточки, себя с лучшей стороны показать.
Сашка раздвинул занавесочки, свет хлынул в комнату, и страх перед мертвецом сразу пропал. Подумаешь, труп. Сашка замер, увидев то, чего в потемках не разглядел. Одеяло справа от тела было испачкано и продавлено, храня смутно-размытые очертания. По спине пробежали мурашки, волосы на предплечьях встали дыбом. Сержант медленно вытянул руку, дотронулся до вмятины и отдернулся, словно от раскаленной печи. Смятое одеяло было горячим, горячее застоявшегося, вонючего воздуха. Только что тут кто-то лежал. Мамочки дорогие. Сашка инстинктивно лапнул за кобуру. Кошка, собака? Уф.
– Кыс-кыс, – неуверенно позвал Сашка. Мохнатая скотина не объявилась. Спряталась, паскудная тварь.
«Кошка размером с человека? – вкрадчиво осведомился внутренний голос. – „Ручная рысь“?» Херысь. Сашка покрылся холодным, противно липнущим потом, забыв мертвеца, жару и смрадную вонь. Суетливо задергался, сеченая рукоятка нагана удобно легла в ладонь, добавляя уверенности в завтрашнем дне. Сухо щелкнул взведенный курок. Кто-то был в доме, кроме Сашки. От этой мысли ноги подкосились, со лба потекли соленые струйки, заливая и выщипывая глаза.
– Кто здесь? А ну выходи! – Сашкин голос прозвучал пискляво и жалко. Нестерпимо хотелось на улицу, на жаркое солнышко, к милым бабушкам и пушистой белой козе.
Дом отозвался вязкой, покойницкой тишиной. Вдали насмешкой брехала собака и визгал оселок по косе. Там была жизнь, а на Сашку равнодушно дышала хищная смерть.
Он сглотнул, представив, как из-под кровати вытягивается когтистая лапа, хватает его, дурацкого олуха, за ногу и тащит к себе. Брр. Осторожными шажками отошел от кровати и прижался к стене. Стало легче, врасплох не застанут. Не на того нарвались.
«Беги», – услужливо предложил внутренний голос.
За печкой скрывалась еще одна дверь. Заколоченная половина! – осенило Сашку. Дверь, закрашенная синей краской, терялась на фоне стены и была заперта на массивный засов. Низ высажен изнутри. Щепа торчала наружу, лохмотья отслоившейся краски пытались стыдливо прикрыть чернеющую дыру. Кошка, ага.
Сашка отклеился от стены и заставил себя подойти. Давай, тряпка. Какой ты советский милиционер? Испугался дырки в двери? Из пролома несло трупным духом, нечистотами и прелым листом.
Сашка медленно, по сантиметру, отодвинул засов, распахнул дверь и отскочил назад, готовый стрелять при малейшей опасности. Заколоченная половина манила чернильным, мрачным нутром.
ebooksa