Самая страшная книга 2018 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Швейцарские часы, восемнадцать камней! Тыща рублев!

– Пудра!

– Штиблеты, кому штиблеты?!

Красивая печальная женщина в черном платье, совершенно чужая здесь, стояла с отстраненным, брезгливым взглядом, нервно теребя блестящую шубу. Чудачка, кому это шуба нужна? Лето идет.

Начались продуктовые ряды. Андрейка потупился, но глаза сами липли к еде. Диво какое: хлеб, солонина, молоко, даже «ландрин» в железных коробках, невиданная, разноцветная сласть. В котлах булькала «собачья радость», суп на мослах, свиной шкуре и требухе. Богатство после стольких встреченных по дороге брошенных, заваленных трупами деревень. Рот наполнился вязкой, горькой слюной, в голове помутилось.

Возле горки прошлогодней, вялой картошки мамка хлопнулась в обморок. Андрейка опомниться не успел. Задышала натужно, всхрапнула загнанной лошадью и рухнула в пыль.

– Мамунька! Мамунечка! – Андрейка упал, размазывая сопли и слезы. – Мамуня, вставай!

Она не шевелилась, похожая на огромную ватную куклу. Люди проходили мимо, отводили глаза. В тот год никому не было дела до чужой беды, своя держала за горло.

– Мамунька!

– Не скули. – Рядом опустилась сухощавая женщина, вытерла Андрейке слезы подолом, высморкала сопли, сунула хлеба кусок. – На вота, жуй, обормот.

Андрейка машинально сунул хлеб в рот. Незнакомая тетка сразу понравилась – уверенным голосом, быстрыми движениями, сладким духом съестного.

Женщина склонилась к матери, строго спросила:

– Ты чего, голубушка? Ой горе-горе. – Отхлебнула из мятой жестяной кружки, дунула водяной пылью мамке в лицо. Мама зашевелилась, застонала и открыла помутневшие, больные глаза.

– Давненько не ела, голубушка?

– Со вчерашнего дня, – прохрипела мама и тут же вскинулась: – Андрейка, Андрейка!

– Тута он, никуды не делся твой кабыздох, – тетка больно ущипнула растерявшегося Андрейку.

– Мамунька! – счастливо промычал Андрейка, набив душистым мякишем рот.

Мамка притянула его и обмякла, слабая, беспомощная, вялая, не похожая на себя.

– Вставай, голубушка, неча лежать, не на перине, – веско сказала тетка. – Я расторговалась ужо, ко мне пойдем – накормлю.

– Спасибо, не надо, мы сами… – попыталась сопротивляться мама.