«Растлевали девственные сосцы ее, – подумал Кержин тоскливо, – изливали на нее похоть свою».
– Я у вашего Викулы был, – сказал он, болтая в графине водку. – Правда, что он бесами одержим?
Амалия пожала плечами. Запустила ноготки в седую поросль на торсе следователя.
– Да ты и сам одержим, дядя. Какому дьяволу служишь, а?
Он окропил водкой курчавый треугольник ее паха.
– Этой дьяволице служу.
Навалился на Амалию медведем. Она засмеялась, подставляя себя поцелуям, запела:
– Полюбила я соколика, да не франта-алкоголика. Полюбила я любовничка. Полицейского чиновничка. За бутылку «лисабончика».
Дареный крестик мотался по взмыленному телу, и, целуя твердые соски, Кержин тыкался в Спасителя губами.
– По макушке его гладила, плешь любезному помадила…
Ойкнула, когда Кержин резко перевернул ее на живот.
– Возьми цитру, – сказал он в короткостриженый затылок, – играй и пой, блудница, чтобы вспомнили о тебе.
– Чудной ты, дядя, – прошептала Амалия.
– Это не я. Это Исаия.
Ему приснился врач Антонов, наклонившийся к нему вплотную, всматривающийся в его зрачки.
Воскресным днем он арендовал красавца-рысака и подался верхом на запад. Оставил в дверях карту с пометкой. Если не воротится к понедельнику, посыльный найдет ее, а Штроб пошлет агентов.
У залива шуровали землекопы. Тарахтели к дачным поселкам конки, коляски, груженные праздной публикой. Было пасмурно, но без мокроты. Идеально для охотников и художников.
Не покойный ли отец примостился на стульчике у скошенной межи, фиксирует кисточкой косматые тучи?
Восьмилетний Адам погожим июльским полуднем наведался к отцу на пленэр. Застиг его под ивой со спущенными портками. Тетя Мэри, мамина кузина, вскриками подначивала отца, млела в объятиях, и мальчик выронил кувшин: белое-белое молоко впитывалось в черную почву.
Были зазимки, утренние морозцы уклочили листву. Колыхались по ветру рощи, живописные урочища. Зеленые озими перемежались с островками, золотистыми и красными, до липового оттенка аделаида. Над буреющим яровым жнивьем с полосами гречихи парили утки.
ebooksa