Турнир

— Жаль, — горский паяц скривился, — а мы раскатали губу. Нам бы не помешало обновить защиту на классах и лабораториях, — и снова заржал. — Леди, вы жгете так, что вся братва просто в восторге. Мы делаем ставки, парни открыли тотализатор. Леди, скажите, на стишках тоже что-то взлетит на воздух?

— В подачках не нуждаюсь, — откинулся назад на стул он, и сложил руки на груди. — И я отработаю каждую потраченную монету.

— Я ушла, — взмах рукой, и я, следом за незнакомым горцем, ныряю в неприметную дверь, прямо сбоку у входа в зал ожиданий. Длинный коридор, и мы сворачиваем в кольцевой переход под трибунами.

— Сакрорум, — я стянула шубку Фей и устроилась напротив.

Я изучила записку с двух сторон, но больше не было ничего, что могло бы указать на личность отправителя.

— Мне нравятся твои картины, и ещё некоторые, — добавила я, подумав. — Мне не нравится рисовать, так же, как тебе не нравится алхимия. И я не одинока, — я кивнула на Гебиона, — среди тех, кто не разбирается.

— Вайю…

Псакова чушь, на которую сейчас совершенно нет времени.

— Хейли? — Выдохнула я беззвучно, и она облегченно обмякла, продолжая выводить на ладони. — Четыре — шестнадцать? Нет? Двадцать четыре-шестнадцать? — Это было верным, потому что Марша согласно прикрыла ресницы в ответ. Даже такие простые действия дались ей крайне сложно — она тяжело дышала, на лбу выступили бисеринки пота.

— Значит, теперь общие дела будут, — спокойно констатировала я. — По крайней мере одно общее дело точно. Отдельное спасибо за это скажешь… Винни, Сакрорум.

— У вас тоже не достает? — Ну, наконец-то, язвительность вернулась.

Она протянула руку, и перевернула мою ладонь, начиная быстро-быстро чертить пальцем линии, выводя символы, снова и снова, пока я, наконец, не поняла. Марша писала только одно слово — Хейли.

— Это за гранью, — помог Гебион. — Это больше похоже на средство массового поражения, чем на картину.

— Мои — это не высшие, Сакрорум. Мои — это только те, кто за спиной, кто связан кровью, кто связан клятвой, долгом. Все остальные меня не волнуют совершенно. Есть свои и есть чужие. И тем более, меня не волнуют чужие дуры, у которых не достает ума, чтобы не связываться с Серыми.

— Леди, — снова затянул он. — От вас не убудет, а бедным студентам денежки нужны всегда.

Псакова чушь. Мне совершенно ничего не приходило в голову. И что должно значить двадцать четыре-шестнадцать? Можно было бы спросить Люци…

— Мне хватило двери, — Фей хмыкнула, улыбнувшись. — И теперь я кажется понимаю, откуда у тебя такая страсть к разрушениям. — Она рассмеялась, не сдержавшись. — Вайю, твои методы рисования — это… это…

И, чтобы провернуть это, они чем-то прижали Фейу, если даже Марша под обетом молчания.

— Я пришлю Вестника, и…, — я помедлила, — пока в ложу без меня лучше не возвращайтесь. — Лишние вопросы.

К кофейне мы зашли со стороны алхимических лабораторий, переходами, встретив только нескольких студентов. Псаков горец за это время просто достал меня разговорами.