Белое солнце дознавателей. Книга 2

То, что говорит храмовый оракул — всегда личное. Ни одна из жриц Нимы с печатью молчания никогда не расскажет о посетителях Храма, но врать, сидя в обители богини казалось кощунственным даже мне. Пусть не Великий, но Нима была почитаема, и всегда хранит те тайны, которыми с ней делятся.

— Ты заплатила не за ответы, мертвое дитя.

Я вздрогнула.

— Ты — мертва внутри, так же, как и я. Заперла женскую силу, и выбрала другого Бога. Иди и спрашивай своего Бога, дитя.

— Храм Великого располагается за пределами окружной Хали-бада, — ответила я честно. — Мы просто не успели бы к Аукциону.

— Ты не спрашиваешь почему ты — мертва. Ты — согласна.

— Согласна, — выдохнула я спокойно. Эти жрецы и жрицы постоянно путают плетения и любят говорить иносказательно. — А теперь я хотела бы услышать номера лотов.

— Каждая женщина — это жрица Нимы. Только мы — служим многим, и живем, чтобы дарить удовольствие и делиться теплом. Женщина же — дарит удовольствие мужу, и использует дар Нимы, чтобы приносить мир. Ты — отказалась от дара, презрела то, чем наделила тебя Святейшая. Ты — мертвая женщина, которая выбрала мужской путь. И… проиграешь в этой битве мужчинам.

Я скрипнула зубами.

— Мертвая, презрела. А теперь я могу услышать номера лотов? Я за это заплатила. Жрицы Нимы не имеют права отказывать в удовольствиях, — повторила я основную храмовую заповедь.

Свечи на столе вспыхнули ярче, язычки пламени стали длиннее, тоньше и выше, и как будто легкий прохладный цветочный ветерок прошелся по алькову, шевельнув завитки волос. Жрица молчала, покачиваясь из стороны в сторону — серая повязка скрывала глаза, а я — теряла терпение и время.

— Все, — произнесла она наконец после долгого молчания. — Все номера. Ты можешь купить все лоты, кроме… семнадцатого.

Отказываться от ценного приобретения? Ни за что!

— Купить Семнадцатый — это значит вступить в битву. В которой ты проиграешь, — длинные тонкие пальцы коснулись простого медного колокольчика, стоящего рядом на циновке, и после мелодичного короткого перезвона в альков заглянула одна из юных жриц-послушниц, в свободном одеянии, которое так подчеркивало фигуру, что засмотрелась даже я — ровно то, что нужно, при этом не открывая ничего лишнего — чтобы оставить завесу тайны. Алая, цвета крови, повязка на лбу удерживала свободно струящиеся по плечам распущенные волосы.

Красный — цвет жизни, цвет невест, цвет обретения девочкой зрелости, цвет — начала. И новой жизни — в качестве жены, и в качестве матери. Красный — значит плодоносить, рождая жизнь.

Девочек жрицы Нимы оставляют и воспитывают при Храмах, мальчиков — отдают в приюты, где их ждет только один путь — служить на благо Империи, чтобы в определенный момент нить судьбы прервалась, вытекая по капле.

Жизнь — это дар, так говорят. «Смешать кровь» — породниться, «до первой крови» — ты так слаб, что не смог сберечь дарованное и проиграл, «кровник» — враг, на борьбу с которым не жалко положить жизнь. У Высших многое завязано на крови — сама суть силы и принадлежность к роду, когда крови хватает быть принятым «ушедшими» и алтарем; кровь отпирает двери и замки, активирует артефакты, и даже — несет и хранит информацию, как считают менталисты.

— И? Что она сказала? — Марша нетерпеливо крутнулась на ступеньках Храма, увидев меня.

— То, что я хотела услышать, — отмахнулась я резко. — Фей, тебя ждут.

Фей-Фей кивнула, и, тщательно скрывая напряжение — с усилием расслабив руки и выпрямив спину, шагнула в храм следом за юной послушницей.